С двух сторон православных губя?
И он скажет мне: – «Ты виновата!
Ты молилась, но лишь за себя!»
2015
«На Рогожской опять не проехать никак…»
Мощи святой блаженной Матроны
покоятся в Покровском монастыре в Москве.
На Рогожской опять не проехать никак,
И трамваи ползут, как в бреду.
Это вечные девушки в темных платках
В воскресенье к Матроне бредут.
«Наши парни – в Афгане, а наши – в Чечне,
И других нам не будет мужьёв,
Мы задушены плачем несказанных слов,
Мы безмужние даже во сне!» —
Вот что шепчут, о чем причитают сквозь слёз,
Вместе просят, но каждой – своё.
И едят лепестки обезжизненных роз,
Горький мусор с могилы ее.
Но к Матронушке нынче не все попадут,
Самых младших еще не видать,
Ведь еще не настало им время рыдать,
Их ребят еще только ведут
Необъявленной армией… Сколько частей
Без погон, и значков, и знамен?
И невесты зачать не успеют детей,
Не сумеют им выбрать имен.
«Одиночеству я научилась давно…»
Одиночеству я научилась давно
И на это уже не ропщу.
Пусть сегодня с утра точно в шахте темно,
Но метла под окошком «шу…шу…».
Я на улицу выйду в бодрящий мороз,
Поседевшей любуясь травой,
Зашагаю вдоль глиняных твердых борозд
Над вонючею сточной трубой.
Снова зимнее время! Хоть света – в обрез,
Я иду, и гляжу, и дышу,
И впервые не смерти, а жизни прошу
У прогорклых московских небес.
«Весна – это черные лунки в изножье деревьев…»
Весна – это черные лунки в изножье деревьев.
Веселые дятлы по старым березам стучат.
Синицы и поползни с голоду смотрят с доверьем
И семя подсолнуха ждут, у кормушки торча.
И снег – полосатый, он в тенях стволов – темно-синий,
И чудно стволы параллельны, сосновый рентген.
Скрежещут фасадные трубы с утроенной силой,
Но лед застревает в изгибах жестяных колен.
Пусть март налетает настойчивой вестью зюйд-веста.
И вычернит с юга сугробам крутые бока!
А роща трепещет, зарёвана, точно невеста,
И белыми клочьями юбок летят облака.
1978, 2015
В метро
Минута праздности – то роскошь невозможная.
О, речь моя подземная, дорожная,
Когда я пение в груди давлю и сдерживаю,
Когда я каждого люблю и всю толпу невежливую…
Телепатически, без слов, пока мы едем,
С губами сжатыми передаю соседям
Романсовых низов безмолвный рык.
И поворачивается каждый лик,
И глаз моих понять истошность тщится,
А чуждости не можно превозмочь.
Но свет родства упал на наши лица,
Туннельную растепливая ночь.
«Когда над Москвою стою на крыше собора…»
Когда над Москвою стою на крыше собора,
У колокольни, обок с Иваном Великим,
Я становлюсь вдруг самой собою —
С открытым ртом и встревоженным ликом.
Прошла два поста проверки, а тут – свобода,
Свобода дышать и свобода слова.
Если Царь-колокол только не грохнется снова,
Куб кирпича в Успенском не рухнет со свода…
На высоте этой вопли столицы глуше.
Медная кровля то крута, то полога.
Прочно держусь! И здесь я делаюсь лучше
От страха упасть и от близости Бога…
1998
Курземский котёл
Ирма Гендернис
Родилась и живёт в Латвии. Училась в Санкт-Петербурге (СПбГУКИ, библиотечный факультет). Стихи публиковались на сайтах «Полутона», «Сетевая словесность», «45 параллель», в журналах «Лиterraтура», «Эмигрантская Лира», «Белый ворон», «Новая реальность», «Среда», «Средоточие», «Нева», «Артикуляция» и др., вестнике современного искусства «Цирк «Олимп» + TV», в проекте «Вещество». Публикация в журнале «Плавучий мост» – N2-2014.
«стоял на стрёме – вышел вон…»
стоял на стрёме – вышел вон
\с молчаньем под завязку рот\
от слов бежавших с похорон
навыворот широт
чтоб отстоять в очередях
где очередь убой-струя
скостила сроки двум смертям
стоявшим между ям
«море волнуется раз за сим получи волну…»
море волнуется раз за сим получи волну
ударную сшибающую вершки
цунами отдачи навылет проходит в одну
в другую же сторону катит поверх башки
личный потоп всемирному не чета
взрывное устройство заложено и взорвёт
любовный приёмник транслирует: феличита
репродуктор извне предпраздничное орёт
объявленье войны молчаливо с обеих сторон
доброта в меру так же как впору зло
море волнуется раз волна не идёт на поклон
ей западло
«холод на все четыре…»
холод на все четыре
глубинных бомбы наперекрест
жди что насквозь проштырит
любовный противовес
контуженный звук просядет
а гибкая глухотень свою
мембрану на барабан натянет
и в бубен дадут за люблю
«сон поставит в ружьё просонье сотрёт слезу…»
сон поставит в ружьё просонье сотрёт слезу
заваришь кофе выпишешься в курсив
плещет собою душа как карп в тазу
светится нерв системы выброшенный в залив
нервная клеточка отросток её живья
плоть трепещущая заложенный в ней пульсар
скоро твоё домашнее останется без жилья
удушье судороги угар
белый карлик фотовспышка в зрачке
мёртвое море света и батискаф
опускает тебя на дно в тяжёлом сачке
и глаза прикрываются это перечитав
«коллекционной вины амфоры или кринки…»