Йован Дучич
Ядранские сонеты
Перевод с сербского и вступительное слово Олега Комкова
Йован Дучич – исключительное явление в сербской литературе и культуре. Он родился 15 февраля 1874 года в Требинье. Служил учителем в Сараево и Биелине, откуда из-за конфликтов с австрийскими властями был уволен и переведен в Мостар. Там вместе с Алексой Шантичем и Светозаром Чоровичем он создает литературный журнал «Зора» («Заря»). В 1899 году он отправляется учиться в Женеву с помощью своих друзей, а затем получает стипендию от правительства Сербии. В 1901 году в Мостаре выходит первый сборник Дучича под простым названием «Стихи». В 1907 году он поступает на работу в министерство иностранных дел Сербии, а на следующий год выходит его вторая поэтическая книга, также озаглавленная «Стихи». Эти две книги сделали Дучича (наряду с Миланом Ракичем) одним из самых влиятельных сербских поэтов начала ХХ века.
Дипломатическая карьера Дучича развивается уверенно и размеренно: Константинополь, София, Рим, Афины, Мадрид. После Первой мировой войны Дучич был представителем Сербии в Лиге наций и служил послом в Каире, Будапеште, Бухаресте, Лиссабоне и Мадриде. «Лирическая жизнь» идет своим чередом, ее течение глубоко скрыто под покровами внешней «событийности». С 1900 по 1925 год в Белграде, Софии, Женеве и разных городах Средиземноморья написаны стихи, составившие впоследствии главные поэтические книги прижизненного собрания сочинений: «Песни солнца», «Песни любви и смерти», «Царские сонеты». В 1905 году в Женеве и в 1915 в Афинах созданы две части книги стихотворений в прозе «Голубые легенды».
В августе 1941 года, после германской оккупации Югославии, Дучич уезжает в Америку и оставляет дипломатическую службу, поселившись со своим двоюродным братом Михаилом Дучичем в Гэри, штат Индиана, где возглавляет организацию «Сербская национальная оборона», пишет историческую прозу и политическую публицистику, редактирует прежние стихи и создает новые (в т. ч. патриотические), ведет ожесточенную полемику с югославским правительством из-за постоянного сокрытия геноцида сербов усташами в Хорватии, Боснии и Герцеговине.
Дучич умер 7 апреля 1943 года и был похоронен в тот день, когда вышла его последняя книга стихов «Лирика», 9 апреля 1943 года в Гэри. Позже его останки были перенесены в монастырь св. Саввы в Либертивилле, штат Иллинойс, а осенью 2000 года, в соответствии с завещанием поэта, перезахоронены в его родном Требинье.
Тончайший и проникновеннейший лирик, никогда не выставлявший напоказ своих чувств и более всего страшившийся, по его собственному признанию, пошлости мысли и пошлости выражения, Дучич создал неповторимый художественный мир, претворив влияния французского Парнаса, импрессионизма и символизма и открыв совершенно новую лирическую территорию, ранее неизвестную в сербской поэзии.
«Ядранские сонеты», первый полный перевод которых предлагается читателю, являют собой яркий образец медитативной, большею частью пейзажной лирики раннего Дучича. Ядран – сербское название Адриатического моря. С его берегов доносится до нас песнь поэта, в которой видимый и переживаемый мир предстает сплетением неизбывных тем человеческой культуры: любви и смерти, сомнения и веры, страдания и красоты.
У воды
(Из Бониново)
Лунная дорожка море посребрила,
На уснувшей глади блещет, бесконечна.
Тишь. Волна на камни набрела уныло
И с печальным плеском канула навечно.
Ночь тоскливо пахнет кипарисной смолью.
Пепельное небо. Берега и воды
Этой ночью дышат некой странной болью,
Тихой грустью веют облачные своды…
У меня же рвутся сто сердец из груди,
И бурлит, проснувшись, естество больное,
О звезде ль тоскуя иль о женском чуде.
Всё кипит в утробе пенною волною —
Будто в миг рожденья! – безымянной ночью
У воды, где звёзды тайну зрят воочью.
Близ моря
(Из Боки)
В каменном безмолвье, сумрачно и странно
Высится над старым торжищем близ моря
Лев венецианский. Внемлет шум Ядрана,
Где века проходят, волнам тихо вторя.
Ветхий и усталый, с поседевшей гривой,
Он тяжёлым телом в землю врос глубоко;
И, захвачен далью бледной и тоскливой,
Стынет взор недвижный мраморного ока.
Прибегут, резвяся, дети к исполину:
Дразнят, понукают, оседлавши спину,
И палят со смехом из бузинных ружей.
Но спокойно ждёт он, полон мрачной веры,
Как у горизонта старые галеры
Проплывут, объяты вековою стужей.
Далмация
(Из Сплита)
С древней колокольни над холмами Сплита
Мерный звон струится. Дремлет гладь морская.
Кровь зари вечерней на воде разлита,
Стынет и дымится, в сумерках сверкая.
Альбатрос-отшельник кружит над волнами,
Заплутал, родные позабыв просторы.
А в кровавом небе полыхает пламя,
И вдали курятся голубые горы.
Гордо, величаво, вестником крылатым
Альбатрос кружился… В шёлковой порфире,
С высоты блистая пурпуром и златом, —
Словно дух суровый Диоклетиана [16]
Посреди любимой далматинской шири
В Царский День [17], под вечер, к солнцу взмыл нежданно.
Село
(Из Трстено)
Круторогий месяц виснет меж развилин
Старого каштана; ночь прозрачна стала.
Как больная совесть, смолкшая устало,
Море спит, мерцая сотнями светилен.
Стынут кипарисы; месяц, обессилен,
Льёт сребристый холод; синью заблистала
Изморозь на травах, словно покрывало.
Слышен крик. То кличет на поляне филин.
И село рыбачье с каменистой грани
Соскользнуло в заводь – и за мглою млечной
Еле различимо, как в воспоминанье.
Всё бесследно тонет в тишине предвечной.
Ни души, ни звука; только где-то глухо
Бьют часы, которых не услышит ухо.
Лето
(Из Жупы Дубровницкой)
Венчану лозою и цветками маков,
В тот далёкий жаркий день её я встретил.
Пела перепёлка средь горячих злаков,
Мглистый зной над морем был прозрачно-светел.
И дышало лето над водой и сушей
Запахом пожара. Стёжки-вереницы
Заросли осокой. Что хохол петуший,
Рдела самосейка в шумной косовице.
Ты со мною рядом шла, моя подруга,