Отбросив коньки, от падения сбережешься,
оставив надежду, спрячешься от любви.
Споткнемся лучше заранее там, где ровно,
войдем не с парадного, а, как всегда, с торца.
Разбитое зеркало, спрятанное в уборной,
не выдержит больше ни одного лица.
Ты просто плыви по выпавшей простокваше.
Я буду больной, ты – сетью глухих аптек.
А что ты грустишь? Подумаешь, очень страшно
и мается у подъезда приблудный снег.
Война
Будешь плакать, Мария, сорвешься, мой милый листок,
на прохладную землю, где больше не бредят пионы,
ты лежишь, и в тебе разрывается юго-восток,
слышишь, пули от жалости стонут,
не расти здесь пионам, Мария. Мария, постой,
здесь и воздух расколот.
Как страна, как и сам человек, заблудившийся в трех
ни березах, ни соснах, а правдах, а, может, неправдах,
на дома опускается с неба безжалостный молот,
я с тобой говорю без стеснений, родная, на равных,
это я, в том числе, не закрыл тебя и не сберег.
Я решал свой удел, я бродил по соседнему краю,
иногда до обеда посматривал на пепелище,
чтоб за ужином, черт, о, моя дорогая,
обсудить тебя под приниманье какой-нибудь пищи,
дескать, жаль, умирают. О чем только думают выше?
Мне тебя не понять. Многоточье.
Мой увядший цветок, мой оторванный с ветки листочек.
О, Мария, не будет победы с шампанским.
Но конях прогарцуют с обеих сторон проститутки.
Но луга о тебе зацветут на рассвете бесстрастно,
и по ним, словно волны, пройдут на восток незабудки.
«Для чего была? Для чего? Для……»
Для чего была? Для чего? Для…?
Слышать – рядом с овцами воют шакалы,
видеть во сне, что надвигаются скалы
на корпус долгожданного корабля,
жалеть времени, которого недостанет,
чинить набойки на башмаках,
считать монеты, брошенные в фонтаны
и трещины на руках.
Если все как надо и поделом,
если завязывается манка из облаков,
поить молоком, закрывать крылом
любимых, сбитых из крови и мотыльков.
Раздать вишню из сада, калитку открыть-закрыть,
вытащить того, кто не должен был быть спасен.
Стоя на разломе земной коры,
верить, что это еще не все.
Это еще не все.
Не все.
«Ушла зима, и жизнь твоя…»
Ушла зима, и жизнь твоя
Сошла, что снег, с низин оврага,
Белесый день разлит, как брага,
По перегонам бытия.
Я жду, когда ты просквозишь
Вот там за почтой вдоль фасада,
Как возвращаются осадки
Бить в барабаны теплых крыш.
Ты как бы в тучах говоришь,
Звучишь из сна, тумана, с краю.
Все оживет, я это знаю.
И льется желтый лимонад
На блюдца луж, коты дуреют,
В киоски дамы за форелью
Вершат негромкий променад.
Воробушек, как государь,
По крышке люка чертит хорды.
И легкость на меня нисходит,
Как будто солнечный удар.
Орут, кипят говоруны,
снимают в ночь со споров пену
и постепенно, постепенно
отходят в царствие луны.
Под облаками одеял
Лежат себе среди подушек.
Закрыты форточки и душно,
Как будто август обуял.
А я стараюсь взглядом даль
прощупать в поиске фигуры
твоей. Напрасно. Едут фуры.
А бакалейщик прострадал
Всю ночь, как я, и опоздал,
И не спешит, спокойно бреясь.
Весна, какая дурь и прелесть!
Под утро жар ползет в кровать.
И я, забившись в край постели,
Скучаю по тебе всем телом,
И хочется поцеловать
Случайный шрамик за плечом,
Ресницы, губы, пальцы, локоть.
За дверью дамы, словно лодки,
Плывут в киоск за куличом.
Расплакались дома с торцов,
И под щелчки прямой капели
Дворы весну навзрыд запели
И к Богу подняли лицо.
Олег Бабинов
Стихотворения
Олег Владиславович Бабинов родился в 1967 г. в Екатеринбурге. Окончил философский факультет МГУ. Живет в Москве. Автор книги стихов «Никто». Готовится к выходу вторая книга. Публиковался в журналах «Знамя», «Дружба народов», «День и Ночь», «Иерусалимский журнал», «Ковчег», «Рижский альманах». Победитель и лауреат «Открытого чемпионата Балтии по русской поэзии», международного конкурса «Пушкин в Британии», международного конкурса «Эмигрантская Лира». Участник арт-группы #белкавкедах.
Я вывожу гулять собаку
Я вывожу гулять собаку.
Мы с нею оба на ремне.
На ней есть видимый ошейник
и есть невидимый на мне.
Я не хватаю кости с пола
и не тяну за поводок,
и это я веду собаку
и в социальной сети блог.
Едва собака занеможет,
к еде добавлю ей пилюль.
Я сам умеренно здоровый,
но самого себя люблю ль?
Я сам и отчий дом, и школа,
я сам бегу наискосок,
я сам и шея, и ошейник,
я сам рука и поводок.
А человек – венец творенья
и царь природы. Полудог.
Грелки
Мы ехали в город мне резать чирей —
мама, папа и я.
Я обещал, как меня учили,
чтоб как мужик, без нытья.
Но было больно сидеть на попе
совсем-совсем без ну-ны.
Сказали: «Представь, что сидишь в окопе
Отечественной войны!»
В районной больнице были картинки.
Одна была про войну:
на ней солдаты несли носилки
с вытянутым в струну
военным с завязаными глазами
и красно-белой ногой.
Солитерами и глистами
был страшен плакат другой.
На третьем подписано было мелко,
что если болит живот,
то народное средство – грелка
от смерти меня не спасёт.