Задумался
Но всё продумано
Проложены пути
Промыты русла
Прозрачная вода
Пускает солнце
На дно
Где каменные плиты
Как витражи
Но долго любоваться
Не позволяет ветер
Волной обглоданы ступени
Иди
Там ждут
Там поднимают
За прошлое бумажные стаканы
В надежде выловить немного завтра
На Волге рябь
И непонятно
Куда течёт река
«Я выглянул…»
Я выглянул
Зря выглянул
Да поздно сожалеть
Увидел свет
Дождусь и мрака
Здесь тесно и пустынно
Время
Комок из глины
Или
Клубок из разноцветных нитей
Которым кот играет на полу
В чём прелесть что узнаем
Как мир устроен
Распрощавшись с ним
Нина Виноградова
«Ты от меня живешь за речкой…»
По профессии – художник. Стихи публиковались в журналах «Алконост», «Арион», «Воздух», «Волга», «Дальний Восток», «Дети РА», «Донбасс», «Знамя», «Крещатик», «Стых», «Союз писателей», «Смена», «ШО», «Черновик», «Homo legens». В коллективных сборниках и антологиях: «Время Ч», «Дикое поле», «Верлибры Пушкину», «Освобожденный Улисс» и др. Автор четырёх стихотворных сборников. Живёт в Харькове.
«Попасть под крупный дождь, как Себастьян под стрелы…»
Попасть под крупный дождь, как Себастьян под стрелы.
Привязанный к столбу июньского тепла,
лоснится позвоночник, будто лошадь белая
в траве – по брюхо, над рекой паслась,
впадая в тонкий сон и леса неизвестность,
и капельным путем распространяя нежность.
На женский лад.
Инъекция любви.
«Где ты шляешься, душа…»
Где ты шляешься, душа?
Я – терплю, а ты гуляешь,
не спеша
и наблюдаешь,
шурша фольгой, конфеты ешь,
отрадной праздностью дыша —
любой объект, любая вещь,
щеколда ржавая, гараж
и сокровенный частный сектор,
За металлическою сеткой
тишь, околачиванье груш,
крыжовника тугая завязь
и созревание красавиц
роскошных туловищ.
Товарищ – душа моя.
Ты – птица, зверь.
Моя незапертая дверь.
«Общайся с природой. Ей это приятно…»
Общайся с природой. Ей это приятно,
поддакнет, кивая растрепанной кроной
верба над ставочком формы квадратной,
роняя листву и считая уроны.
Терновник – по-детски глаза голубые,
по-взрослому окровянит шипами.
Так все переплетено, так любимо.
Сирень седьмой год растет из мамы.
«Лежит мокрый снег, как язык во рту…»
Лежит мокрый снег, как язык во рту.
Кисленький привкус марта.
Оторвалась весна в этом году
головою Марии из рода Стюартов.
Нарезает воздух орущая челядь —
стаи черных грачей.
Пялится, будто отрытый череп,
глазастый асфальт. С каждым днем горячей.
«Мне Брейгель пейзаж за окном уточнил…»
Мне Брейгель пейзаж за окном уточнил:
перспектива, мальчишки, птичьи подробности,
нечитаемый текст – просто брызги чернил,
шкура убитого зимнего глобуса.
Когти деревьев и прелесть слизистой,
нутряной, атласной поверхности снега.
Закачаешься от этого тепла снизу,
будто родня с того света в гости приехала.
И покатилось: всхлипы, упреки, конфеты и чмоканья.
Солнце в дымке – выпросталось из рукавицы —
и заливает золотом ямки окон,
ражее, рыжее, будто детеныш лисицы.
«Поздней метели широкий мазок…»
Поздней метели широкий мазок,
дали плечистые, стать офицерская,
холодное дуло направил в висок,
чтоб этой безжизненности соответствовать.
Кто мог, тот уехал, хотевший – остался,
вокзалы погрязли в ласкательных суффиксах,
уменьшился пафос перронов и залов,
зато увеличилось ваше отсутствие.
«Вот озеро лежит упавшей каплей неба…»
Вот озеро лежит упавшей каплей неба,
и жалюзи дрожат. Закрытая лаборатория.
Кружит разнообразье птиц, как будто накрошили хлеба,
густеет темная вода и глохнет в лягушином хоре.
Стоит лысуха под прямым углом к превратностям судьбы,
сияет пятнышко на лбу, как кандидатский минимум.
Наверно, скоропись ужей являет формулу воды
для двух сверхзвуковых стрижей, что пролетают мимо.
Кряхтят корявые стволы и, тужась, почки выпускают,
как папа перед самой смертью все вспоминал латынь:
Betula, populus tremula, хоть не дожил до мая,
но сохранился перевод с латыни – на мою ладонь.
«Листаешь весну одну за другой…»
Листаешь весну одну за другой.
Книжки, что куплены были на вырост.
Дворы напиваются липой густой
(можно на месте, а можно – навынос)
Снулые рыбины автомобилей.
Каждый рыбак желает знать
места,
где прикормили бы и любили.
Цветущий шиповник – верный знак
подает, вздыхая розой грудью.
Ночь короткая, будто обкусанный ноготь.
В поту ворочается безлюдье:
то приснится кому-то, то охнет, то вспомнит.
«Договорись со своей головой…»
Договорись со своей головой!
Договорись, а то… договоришься…
За костью височной мечутся птицы,
всамделишный мир шебуршится цветной.
В поле зрения дальнем, в глухой чаще слуха
ясные лица, целуемы летом,
дикой малины волчцы и тенета,
земляники – от пуза, хоть скаженная засуха,
сахарным арбузом зыблется Астрахань.
Спозаранку звонит, заливаясь, подруга,
телефонная будка забрызгана светом.
«Уплотнение времени……»
Уплотнение времени…
Вы наблюдаетесь?
Как стоматологи учат: «Сплюньте».
Снова садов прыщавая завязь
прочесана частым ветром июньским.
Нюхаешь, просишь попить, мечешься,
благодаришь, что еще продлен
абонемент на сеансы вечности,
сопоставимой с длинным рублем.
Свидетели денег, которых нет,
а только день, сейчас и тут.
Так по термометру тянется ртуть.
Так под нами густеет нефть.
«Лупит дождь ночной и лупит…»