как видишь, не сделал светлей.
Ты облако к ветке приладишь,
и битым стеклом засверкав,
весьма аккуратно посадишь
лимонницу мне на рукав.
Не ты ли – вон тот мокроносый,
в траве суетящийся еж?
Отчаянью палки в колеса
как ловко, колючий, суешь!
И так увлечешься, ей-богу,
что вдруг усомнится душа,
в себя приходя понемногу:
не слишком ли жизнь хороша?
«Тревожная, злая, сырая…»
Тревожная, злая, сырая
растаяла ночь. Из окна
чугунная изгородь рая
под розовым небом видна.
Давай посидим, дорогая!
Такая кругом тишина…
Давай никуда не поедем.
Давай ничего не менять.
Как сладко, наверно, соседям
в предутренних сумерках спать.
Каким-нибудь зимним медведям
так спится в тайге. Благодать!
А хочешь, заботы простые
на добрых домашних богов
оставив, в пространства пустые
войдем, где пустых берегов
гранитные спины застыли
в предчувствии наших шагов?
Ты скажешь: ни слова, ни слова,
давай помолчим… А вон то
над крышами облако, словно
слетевшее с кисти Ватто,
всё знает о нас, безусловно,
иной тишиной налито.
«Мы рая представить не можем…»
Мы рая представить не можем.
Каков он? А если не сад,
а город? Такой же, положим,
как этот?
Вернуться назад,
пройтись по извилистым, узким,
у ратуши вновь постоять…
И снова – туристом, и русским,
наверное, лучше опять —
стесняющимся, виноватым
за что-то и вечно чужим
его миражам и закатам,
которыми так дорожим
при жизни (пока еще этой),
вдоль улиц тенями скользя,
последней дымя сигаретой,
и зная: вернуться нельзя.
«Когда я в рай однажды попаду…»
Когда я в рай однажды попаду,
там, вероятно, будет много снега,
таинственно подсвеченного с неба
звездой, напоминающей звезду —
ту самую, и по дороге той,
во тьме напоминающей дорогу
знакомую, земную, понемногу
с мешком даров я побреду домой,
там, в бестолковом, суетном жилье
знакомый смех застать предполагая,
где трапеза готовится благая
с шампанским и бессмертным оливье.
О, если рай – не выдумка, то в нем
как в детстве, пахнет коркой мандаринной,
и мир сплошной пуховою периной
лежит в непостижимом сне своем.
«Разойдутся шумливые гости…»
Разойдутся шумливые гости,
ты устало посмотришь в окно,
в спины им запоздалое «Бросьте!»
вяло бросишь. Не все ли равно,
если горы словесного сора,
вороха непрощенных обид
и предмет полуночного спора
поутру новый снег забелит?
И не злость, не унынье, не зависть,
не презренья грошового лед —
только к жизни внезапная жалость
протрезвевшее сердце сожмет.
Алексей Юдин
Стихотворения
Родился в 1965 г. в Одессе. Окончил филологический факультет Одесского гос. университета. В 1992 г. защитил в ОГУ диссертацию о собственных именах в русской народной магии. Преподавал в вузах, занимался журналистикой. С 2000 г. – профессор русского языкознания на отделении славистики Гентского университета (Бельгия). Стихи публиковались с 1982 г. в газетах, в коллективных сборниках в Украине и Бельгии, в журналах «Collegium», «Дерибасовская-Ришельевская», «Октябрь», «Дети Ра», «ШО». В журналах «Дети Ра» и «Футурум АРТ» был опубликован ряд переводов современной фламандской поэзии. В 2005 г. в Одессе вышел сборник стихов Алексея Юдина «Сентябрь». Готовится к изданию новая книжка «Музыка из окон». Лауреат Международной отметины имени отца русского футуризма Давида Бурлюка. Живет в Брюсселе.
«Ты похож на то, на что ты долго смотрел…»
Ты похож на то, на что ты долго смотрел.
Кто-то смотрел на смерть, кто-то на мать.
Кто-то смотрел телевизор. Пока не сгорел.
Не смотрел на солнце, чтобы не засиять.
Не смотрел на ветер, чтоб не трепать бельё,
не таскать в облаках сырую воду и град.
Не смотрел на понаехавшее жульё.
Никогда не смотрел на сварочный аппарат.
Не смотрел на печаль своих и чужих мест.
Не смотрел на быдло – станешь и сам скотом.
И дольше минуты никогда не смотрел на крест —
чтоб не пришлось раны лечить потом.
«Безмозглая любовь…»
Безмозглая любовь
ночами в грудь колотит.
Ей, дуре, не понять,
что тут ей не судьба.
Ей хочется парить,
гореть и петь в полёте.
Ей хочется обнять,
крылом касаться лба.
И тает верхний лёд:
дорогу ей открыл я,
чтоб из лучей и слёз
осенний дождь прошёл.
Твой поцелуй в глаза
ей дал глаза и крылья.
А что не дал ума —
так это хорошо.
«Тверди нет – ни земной, ни небесной…»
Тверди нет – ни земной, ни небесной:
Атлас луч подпирает плечом.
Кисеёй над сияющей бездной
Бог повесил наш мир ни на чём.
Так зачем мы талдычим, бормочем,
голосим, заклинаем, клянём,
если мир, безразличный, как отчим —
лишь покров над нежгучим огнём?
Но для области силы и власти,
где из слова рождается свет,
где срастаются в целое части,
ничего невозможного нет.
Решено – и устроено чудо:
руки встретились, голос воскрес,
чтобы клеить словами сосуды
с золотистою кровью небес,
петь любовь, заговаривать рану,
повторяться, настаивать, сметь.
Замолчать. Попрощаться и кануть
под покров, отменяющий смерть.
«Он говорил на арамейском и на иврите…»
Он говорил на