Повсюду были рассыпаны куски вулканического стекла – обсидиана, чёрные, блестящие, с острыми – можно бриться – краями; я насобирал целую сумку.
Были времена, здесь росли дикие леса, но аборигены, однажды расплодившись, вырубили рощи под корень, и в своё время это стало причиной природной катастрофы. Нет леса – нет и почвы; однажды остров пережил эрозию; ветра, принёсшие на остров частицы земли, теперь так же унесли, сдули эту же самую землю; островитяне едва не погибли.
Но человек живуч. Слишком живуч, я бы сказал. Никакая земная тварь не умеет так драться за себя, как дерётся разумный человек.
Однажды, в XIX веке, на остров приплыли с континента колонизаторы, вооружённые огнестрельным оружием, – они забрали всё мужское население: официально – подрядили работать, а на деле – превратили в бесправных невольников.
Почти все уехавшие на континент островитяне скончались от болезней: у них не было иммунитета ни к холере, ни к оспе, ни к туберкулёзу.
Немногочисленные уцелевшие рапануйцы смогли вернуться домой, но теперь, в свою очередь, они привезли на себе болезнетворные бактерии, и радостно встретившие их родственники в последующие годы также массово вымерли от тех же самых инфекций.
В худшие времена народ рапа-нуи насчитывал едва несколько сотен человек.
Легендарные каменные истуканы именовались «моаи». Слово не склонялось, но я решил, что мне, рязанскому человеку, удобнее склонять: один моай, два моая, пять моаев. Учёные нашли и описали почти тысячу идолов разного размера и разной степени сохранности. Самых крупных было примерно полторы сотни, стояли они редко поодиночке, чаще шеренгами на особых капищах – выложенных камнями постаментах, называемых «аху». Я, рязанский человек, сразу же срифмовал это со словом «охуеть» – а как ещё? Наиболее внушительное капище состояло из пятнадцати идолов, каждый высотой в три человеческих роста, весом до двадцати тонн. На головах у некоторых покоились отдельные громадные глыбы в форме цилиндров. Они выглядели как нелепые шапки, но на самом деле изображали волосы. Это было объяснимо: все древние культы придают волосам мистическую нагрузку. Волосы символизируют жизнь, силу и здоровье; лишиться волос, обрить голову в большинстве мировых духовных систем значит перейти на тёмную сторону, вступить в контакт с богом смерти.
Истуканам было по триста лет, их изготовил сам народ рапа-нуи собственными руками.
Всю территорию острова делили меж собой несколько родов, каждый род имел свой участок земли и свой кусок береговой линии, и каждый род поставил на берегу своё капище.
Истуканы изображали не богов, не высшие силы – это были памятники предкам.
Каждый моай считался аккумулятором древней, растворённой повсюду силы, питающей всё живое. Китайцы именовали её ци, индийцы – праной, православные христиане – благодатью.
Здесь это называлось «мана».
Все идолы стояли спинами к океану, лица обращены к суше.
Их вырубали в каменоломне, на склоне вулкана, процесс занимал годы, в работе участвовали сотни мужчин. Готовые изваяния при помощи катков и рычагов, посредством технологий сколь варварских, столь и безотказных, понемногу перетаскивали к берегу и воздвигали вертикально.
Доехав до очередного капища, я слезал с велосипеда, разминал намозоленный зад, пил воду (палило нещадно), делал фотографии и прикидывал трудозатраты: сколько крепких сильных работников требуется, чтобы вручную вырубить из мягкого камня фигуру весом в двадцать тонн, размером с грузовик, а затем перетащить её за пятнадцать километров, опять же используя только мускульную силу. Вдобавок громадную бригаду каменотёсов и инженеров следовало ежедневно кормить, обстирывать и поддерживать трудовой энтузиазм; то есть отдельная группа жрецов-агитаторов должна была регулярно напоминать, ради чего, собственно, люди должны надрываться, вместо того чтоб лежать на бережку под пальмами.
У меня, три года проработавшего в капитальном строительстве, выходило, что всё взрослое население острова Пасхи, весь народ рапа-нуи на протяжении столетий занимался только изготовлением истуканов и ничем больше.
За время полёта я прочитал и книгу Тура Хейердала (она называлась «Аку-Аку»), и несколько научных статей.
Англоязычная литература, посвящённая острову Пасхи, насчитывает многие десятки томов, сплошь серьёзные научные работы – мне пришлось довольствоваться переводными дайджестами.
Первоначальная легенда гласила, что истуканы острова Пасхи есть последние – бесценные и уникальные – уцелевшие следы «цивилизации Му», тихоокеанской Атлантиды – материка, существовавшего когда-то посреди Пацифика.
Материк этот вместе с людьми, его населяющими, однажды погрузился в воду, скорее всего в результате вулканической деятельности.
Цивилизацию Му создали древнейшие люди – красная раса, имеющая характерную внешность, сходную с внешностью американских индейцев.
Когда материк Му опустился на дно, населявшие его народы частично спаслись и дали начало народам, населившим Северную и Южную Америки.
Другие народы дали начало современным жителям Полинезии и Меланезии.
И не осталось от цивилизации Му совсем никаких следов – кроме моаев, каменных идолов острова Пасхи.
Эта легенда полностью развенчана учёными – они утверждали, что никакого утонувшего материка не было и быть не могло.
Наука считала, что изготовление циклопических каменных изваяний – это такой любопытный исторический казус, оригинальный местный обычай, принятый в малом и уединённом народе, живущем на крошечном острове в отдалении от мира.
Однако ни один малый народ мира от алеутов до, например, айнов, или нивхов, или удэгейцев не создал ничего подобного.
Сотни каменных фигур, каждая высотой в двухэтажный дом, совершенно оригинального и, прямо сказать, устрашающего вида.
Аналогов нет.
Ни одно уединённое племя не родило столь впечатляющего наследия, как рапа-нуи.
Простая логика подводила меня к прежнему выводу: легенда о царстве Му не врёт.
Народ рапа-нуи наследовал какую-то чрезвычайно старую, реликтовую культуру, не имеющую никакой связи с остальной мировой цивилизацией.
И даже если народ острова думал, что он самостоятельно изобрёл своих истуканов и самостоятельно научился их изготавливать – на самом деле так сработала некая древняя память, уникальное знание, осевшее в подсознании отдалённых потомков тех, кто населял материк Му.
За день я объехал весь остров.
Он был слишком мал и однообразен для места, где родилось нечто грандиозное и непонятное.
К вечеру я точно знал, что материк Му существовал.
Лучшее и самое красивое капище называлось «Анакена» – я добрался до него к вечеру, когда уже устал и сгорел.
Но океан вознаградил меня.
Скатившись по склону горы, по пыльному просёлку, я оказался в поистине волшебном месте, космическом, не имеющем ровно ничего общего с миром, породившим меня.
Здесь трещали пальмы, песок сверкал белизной, а в ста шагах от берега стояли семь идолов, хорошо сохранившихся.
Ничего прекраснее и удивительнее бухты Анакена я никогда не видел. И с удовольствием признался себе в этом.
Я ходил по песку в