– На нас напали. Отняли телефоны и кошелек. Я заберу двоюродного брата, и мы пойдем домой, – сбивчиво объяснял светловолосый.
– Как его имя? – мама постелила под голову парня свою шаль.
Светловолосый, словно не замечая нашего присутствия, закричал:
– Вернись ко мне, пожалуйста!
Прохожие, спешащие мимо, даже не соизволили спросить, что происходит.
На наше счастье, темноволосый парень с бледным лицом открыл глаза, и мы встретились взглядами.
Его глаза оказались миндалевидной формы, с густыми, по-женски очаровательными ресницами.
– Насух… Николя… – пробормотал он. – Меня зовут Николя…
– Николя! – его брат неожиданно заплакал. – Слава богу, ты жив!
Мы с мамой переглянулись. В Чечне мужчины не плачут даже на похоронах собственных детей. Русский менталитет нас потряс.
– Захар! – Николя оперся на брата.
– Все в порядке? – спросила мама. – Еще помощь нужна?
– Нет, спасибо! – ответил Захар.
Ему удалось остановить кровотечение из раны. – Надо, чтобы в больнице наложили швы, – посоветовала я.
– Сам зашью, – то ли пошутил, то ли сказал серьезно Захар.
– Все шли мимо… – мысли Николя путались. – Я заметил, когда бугай ударил меня, что вы бежите…
– Случайно здесь проходили, – сказала я.
Захар приподнял брата и помог ему сесть, прислонившись к стене.
– Я сразу подумал, что вы нездешние.
– Мы беженцы, – сказала мама. – Живем в бывшей конюшне.
Молодые люди заулыбались.
– А мы комнату снимаем в центре.
– Голова кружится? – спросила я Николя.
– Немного, – ответил он. – Но сейчас мне уже лучше.
– Пойдемте, мы вас проводим, – предложила мама.
Оказалось, нужно пройти арку и выйти через проулок на соседнюю улицу.
– Ты Насух или Николя? – спросила я младшего из братьев.
– По паспорту Насух. Но никто так не зовет. Все называют Николя.
– Это французское имя…
– Вот именно! Во Франции свобода! В Европе свобода! Там живут счастливые люди! – заявил Николя.
– Т-с-с-с! – Захар подхватил его за плечи. – Не болтай лишнего! Мы идем домой.
– Знаете, однажды мой отец шел по улице… – мама очень любила рассказывать семейные истории. – Поздно вечером он возвращался с телестудии. Всю жизнь фильмы снимал в Грозном. Отец к старости носил с собой газетку. Руки сильные, в молодости боксом занимался. Идет по улице старик с бородой, в руке – газетка, а в газетке – эбонитовая палочка.
Мы засмеялись.
Это был искренний и легкий смех, прозвучавший впервые за все время, проведенное в чужом и холодном городе, построенном на холмах.
– Как-то отец увидел, что пятеро бьют одного, – продолжила мама. – Все чеченцы. Парень обороняется, но у бандитов – ножи.
– Что же случилось?! – спросил Николя.
– Отец бросился на выручку. Схватил покрепче свою эбонитовую палочку да как эбанул ею по дурным головам!
От нашего хохота закаркали и сорвались с места вороны. Давно в этом краю не было такого веселья! Захар и Николя остановились, согнувшись от смеха пополам, а я, слушая историю в сотый раз, испытала гордость за дедушку Анатолия.
– Отбились! – закончила мама – Парень попал в больницу, но быстро выздоровел. Всю оставшуюся жизнь мой отец с ним дружил.
– Можно обнять вас на прощание? – спросил маму Захар.
Мама обняла его и Николя.
– До свидания, мальчики.
Я помахала им рукой, и мы продолжили путь.
Адвокатское бюро располагалось у Нижнего рынка. Примеченная нами контора манила поведать о несправедливости мира: документы из грозненского вуза мне упорно не отдавали.
Пройдя по коридорам, мы попали в просторный зал, где у стола одиноко сидел задумчивый мужчина.
– Куда же все подевались? – спросила мама. – Разбежались. – В рифму произнес мужчина, а затем представился: – Леонид Игнатович. Буду рад вас проконсультировать.
Мы наперебой рассказали ему безвыходную ситуацию, когда поездка в родные края становилась похожей на самоубийство, и попросили позвонить в чеченский институт.
Через пять минут Леонид Игнатович убедился в наших словах. Проректор на просьбу отдать чужие документы ответил отборным русским матом и бросил трубку.
– Вы – наш свидетель, – сказала грустно мама. – Сочувствую и постараюсь подсказать что-то по делу, – пообещал Леонид Игнатович. – Только сдается мне, что это уже никак не поможет.
– Я не могу потерять три года учебы из-за какого-то ненормального, – возмутилась я. – Моя семья осталась без крова, без имущества. Учеба для меня последний бастион.
– Что помогло выжить на войне? – не скрывая любопытства, спросил адвокат.
– Йога, – ответила я. – Дыхательные упражнения из книги Верещагина.
– Покажите!
Мама села на стул и листала безо всякого интереса глянцевый журнал.
А Леонид Игнатович записывал все, что я диктовала ему по памяти из индийских практик.
– Мистикой интересуюсь, – пояснил он.
Я более внимательно взглянула на адвоката. Стройный мужчина сорока лет не был красавцем, скорее, в его внешности было что-то приветливое. Пепельные волосы и голубые глаза выдавали жителя Средней полосы. В сером добротном костюме адвокат выглядел солидно.
– Мистикой?! – переспросила я.
– Давайте сделаем так, – засуетился мужчина. – Вот бумага! На ней ничего нет, это просто квадратик белого цвета. У меня точно такой же! – адвокат показал второй белый листок бумаги. – Сейчас я отойду от вас на пятьдесят шагов и нарисую, что в голову придет, а вы закроете глаза и повторите.
Не дожидаясь ответа, он быстро зашагал прочь и, оказавшись вдалеке, прокричал:
– Начинаем?
– Хорошо, – согласилась я. – Но не думаю, что получится! Это же нелепица!
– Вы пытайтесь увидеть, что я рисую! Не думайте, что не получится. Все получится!
Адвокат склонился над бумагой.
Какая же детская наивность верить в такое!
Мусульманка в платке пришла в официальное учреждение Ставрополя пожаловаться на бесконечную вереницу беззакония, а ей дали листок белой бумаги и попросили нырнуть в глубину сознания. Сколько лет прошло, сколько зим! Ведь когда-то мистика интересовала меня. С благоговейным трепетом я читала о йогах и мудрецах, о том, что человеку под силу преодолеть земное притяжение и научиться левитации, о том, что можно читать мысли и угадывать секретные коды…
– Готово? – крикнул Леонид Игнатович.
Очнувшись от настырных мыслей, я поняла, что передо мной по-прежнему белый листок, и я совершенно не знаю, что нужно на нем изобразить.
В этот момент случилось нечто особенное. Я с шумом вдохнула воздух, закрыла глаза, и мысли остановились, словно пойманные в ладони солнечные зайчики. Пустота скрывала в себе все краски мира, искрилась, и стоило мне всмотреться в нее, как я увидела прямоугольник, а затем – солнце, освещающее египетскую пирамиду. Меня подхватило и унесло в дальние галактики.
– Вы нарисовали? – повторил свой вопрос адвокат.
Открыв глаза, я поняла, что сижу за письменным столом и передо мной белый листок. Схватив