Маша умерла в 2003 году – руки на себя наложила. А Грэя не стало через год, день в день – хотите верьте, хотите нет. Ух, как он мучился – исхудал весь, шерсть вылезла, зубы повыпадывали… Ветеринар – тот же самый – пришёл к нам и говорит:
– Давайте усыпим, Сергей Валерьевич, ну что же он будет сам мучиться и вас мучить?
Поставил ему укол, и закрыл второй мой котик глазки навечно.
Я похоронил его там же, под рябинкой, рядом с Мишкой. Подумал: им там веселее будет лежать, – и мне, когда мимо иду, есть кого вспомнить.
Вот так и остался я, Ниночка, один в целом свете. Ни сына, ни жены, ни родителей – они к тому времени скончались у себя в области. С друзьями тоже как-то не сложилось – дружба занимает столько же времени, сколько любовь, если не меньше, а я временем всегда дорожил, Ниночка.
Я так много работал в те годы, а потом оказалось, что тратить заработанное мне не на кого – только на себя, как говорится, грешного.
Памятник Маше я тоже поставил хороший – не экономил. Рядом с сыном место купил, долго сидели с девушкой из фирмы, выбирали камень, разное другое оформление… Сейчас все говорят – одно из самых красивых надгробий в нашем секторе.
А годы мои были ещё не старые, Ниночка. Жениться больше не решился, хотя соседи из квартиры напротив, где раньше баба Фрося жила, очень хотели меня свести с какой-то своей племянницей, но я эти намёки решительно пресёк. Я думаю, это они же самые подкинули мне под дверь третьего кота – потому что откуда бы иначе он взялся в нашем подъезде, где консьерж и домофон?
Снова серенький, в голубизну, а глаза жёлтые. Породистый был, английский. Такой, я потом узнавал в компьютере, стоит чуть не десять тысяч, а мне, видите ли, даром достался. Я как раз тогда компьютером увлёкся – на пенсии-то что ещё делать? Рыбалку там или домино я никогда не любил, а вот с компьютером у нас сразу же заладилось. На «Одноклассниках» зарегистрировался, нашёл наших с Машей давних знакомых – поглядел на них – и закрыл от греха подальше. Все они хоть и старые, но счастливые. Пусть толстые и с лысинами, зато с внуками сопливыми на коленках…
У меня, Ниночка, всей компании был кот. Назвал я его Джеком – пусть и собачье имя, зато английское. И подходило к нему очень.
Ласковый был – вы себе не представляете! Каждый день с утра приходил для поглаживаний, крутился так и этак, мурлыкал… И еще, не поверите, разговаривал! Говорил вот этак: «Мяу-ма!» Почти как «мама». Это он меня так звал – «мама». И сидел как статуэтка – не шелохнувшись.
Хлопот с Джеком никаких не было – ходить он сразу приучился в старый, ещё Мишкин, лоток (Мишка туда нечасто хаживал). Есть любил только из чистых мисочек – неважно, какой корм, лишь бы кругом аккуратность. В общем, не кот, а радость – мне его, вот правда, что Бог послал в награду за жизненные скорби.
Потом уже мне Наташа объяснила, что эта английская порода была известна в Средние века в качестве котов-охранников. Будто бы изображения предков Джека даже встречались на старинных гобеленах: такой кот был страшней собаки, мог кинуться на обидчиков и загрызть насмерть.
Кто такая Наташа? А я не сказал разве? Наташа была моя внучатая племянница – сама нашла меня в компьютере, приехала в гости и осталась жить в моей квартире. Она выросла в Тюменской области, село Ярково. Там всех достопримечательностей – две газпромовских заправки и деревня Григория Распутина, но до неё ещё ехать надо.
Наташа окончила институт в Тюмени, но хорошей работы найти не смогла, и ей присоветовали попытать счастья у нас в городе. Про меня кто-то из родственников вспомнил – ну и я подумал: ничего страшного, если будет рядом жить какой-то человек. Седьмая вода на киселе – а всё равно кровь не водица.
Выглядела Наташа странно – стрижка короткая, одежда мужская, голос грубый: со стороны не поймёшь, девка или парень. Руки все в татуировках по самые плечи – называется «рукава». Работу она не искала – целые дни сидела в компьютере, в наушниках. Вечером выходила ненадолго до магазина – энергетическую газводу покупала, чипсы и шоколад, так и питалась. Но зато умная была, начитанная. Про кота всё с уверенностью мне объяснила, и вообще я с ней рядом как-то оттаял немного. Живой человек всё-таки.
Джек Наташу принял, полюбил. Тоже стал звать «мяума» – и спать иногда приходил к ней в комнату, бывшую Машину-Антошину. Она его фотографии делала на телефон и выкладывала на своей страничке. Звала его «Джекил», а меня просто – «дед»…
Эх, Ниночка, вот так начинаешь свою жизнь вслух пересказывать и понимаешь, как в ней было мало событий… Ведь жизнь-то длинная, долгая, а получается, всех историй в ней на час не наберется…
Года три Наташа с нами прожила – работала дома, какие-то сайты поддерживала, ещё что-то связанное с компьютерами делала. Потом вдруг стала вечерами уходить, а я волновался, я же привык уже к ней – к её словам, походке, сигаретам… Она была мне роднее внучки, и я скучал по ней – вся моя жизнь крутилась вокруг Наташи, а она возьми и приведи в дом ту деваху.
– Знакомься, – говорит, – дед, это Милана. Можно, она с нами поживёт?
Я даже не понял сперва, о чём она, – потом-то уже догадался, когда увидел их с этой Миланой на Антошином диванчике. Тьфу, гадость!
Они же ещё и рассердились:
– Дед, стучаться надо!
Вообще-то я на своей личной жилплощади находился, между прочим. И не заслужил такого отношения – что я им, мебель? Хорошенькая мебель – и коммуналку платит, и ужин готовит, а они, значит, будут на диванах валяться и новые татуировки делать: у этой Миланы даже на шее были портачки!
Прогнал я их в шею, Ниночка, даже вещи не дал собрать – потом, говорю, придёшь, когда остыну. А она, внучечка моя единственная, даже не оглянулась ни на меня, ни на Джека, когда уходила. Слова бросила, как мусор в кусты:
– Понятно, почему ты один остался в старости. С тобой рядом всё живое гибнет! Старый хрыч ты, а не дед!
И ушла с одним своим ноутбуком – за вещами не вернулась, они и сейчас лежат на антресолях. Я иногда их достаю и рассматриваю – представляю, какой она теперь стала. У меня