А тут всё с усилием приходится делать – вживаться, влюбляться, вчувствоваться. Искать что-то в этих местах, на что, избалованный прекрасными местами, смогу откликнуться.
Итак, мой дом стоит в нижнем течении Кривелька, который, если его немного распрямить и вымерять, вытянется километров на пять. Летом в большинстве мест ручей можно было бы перепрыгнуть, если бы он густо не зарос тальником, как и наша река Пара. В детстве, живя в гостях у дядьки, бродя вдоль Пары, я мог в любом месте подойти к берегу и закинуть удочку, я мог уходить вдоль реки со спиннингом на несколько километров – луга были подстрижены коровами как хороший газон, тальник был срезан на корзины. Сейчас рыбачить в Паре получается только с лодки, а гулять – только по просёлочным дорогам и вдоль паханых полей. От высокой травы с мая по август комаров не меньше, чем в тайге.
В серых глинах на дне Кривелька лежат окаменевшие раковины аммонитов и «чёртовы пальцы» – растры огромных белемнитов, обитателей здешнего мира, который когда-то был покрыт морской водой. Иногда кажется, что на дне блестят монеты, а это отливают золотистым перламутром ископаемые раковины. В 1926 году недалеко отсюда, возле Сапожка (нашего райцентра) был обнаружен почти полный скелет гигантского оленя, стоящий теперь в Палеонтологическом музее в Москве, а через десять лет найдено целое кладбище – пять скелетов этих зверей, которые большей частью были сданы в утильсырьё.
Кривелёк – название русское и сравнительно молодое. А большинство гидронимов здесь древние, иноязычные, с неясным для нас значением. Пожва и Ранова, Лукмос и Петас, Инкаш и Нетрош. Из полей и лесов спускаются старые угро-финки Пара, Пра, Мокша или Цна, а в самом нижнем их течении, у Оки, вдруг как девки на лугу между ними начинают перекликаться по-русски тоненькие Ярославка, Ташенка и Алёнка с Полькой.
Немного выше Кривеля на Паре стоят сёла Большие и Меньшие Можары. Историк В. П. Шушарин в книге «Ранний этап этнической истории венгров» пишет: «С мадьярами востока можно связывать только те этнотопонимы, которые отражают самоназвание этноса (Можар, Маджар)». Напротив этих сёл в Пару впадает речушка Унгор, и исследователь истории Рязанского края А. И. Цепков добавляет: «Здесь второй этникон мадьяр – «Унгаре» (угры, унгри, огре, оугре, унгаре, хунгари)». Это следы на карте нашей местности от оставшихся, не ушедших в Европу венгров.
В верховьях Кривелька, в паре километров от моего дома обозначено на археологических картах древнерусское городище. Его уже не видно – или распахано, или дорога по нему прошла. Ещё четыре древних поселения – на холме (или на «бугре», как называют его кривельские) в излучине нашей реки Пары, рядом с селом. Тут и неолитические стоянки, и поселения раннего железного века.
В 1900 году житель села Кривель Н. С. Поляков при рытье колодца нашёл клад из восьми сотен арабских дирхемов IX века. Его потомок дядя Коля Поляков, которого иногда называли Косоруким, иногда Карасём, облазил всю округу с лопатой, а позже с металлодетектором и показывал мне свои находки – почерневшие и позеленевшие пятаки и полушки, крохотные допетровские копейки и деньги, похожие на серебряные чешуйки, три створки от медных складней, крестики. Из древних поселений на бугре он добыл каменный топор и кремнёвые наконечники стрел, отдал их в Сапожковский и Шиловский музеи. Баба Саня по прозвищу Сова, жена дяди Коли, угощала меня хорошим самогоном, пока я смотрел монеты.
У дяди Коли не хватало кисти руки, отсюда прозвище Косорукий. Ребёнком во время войны он жил с матерью в Рязани, бегал с друзьями на железную дорогу смотреть на поезда, на эшелоны с красноармейцами, идущие на фронт. Из теплушек солдаты бросали детям сухари, конфеты, один из солдат бросил запал от гранаты со спущенной чекой, и маленький Карась поймал его.
Пока дядя Коля был жив, я иногда заезжал к нему побеседовать, и карта местности начинала немного оживать. Пара в наших беседах возвращалась в своё старинное русло, текла там, где теперь остались лишь заболоченные озёра-старицы, Кривель тоже двигался с места на место, выгорая дотла и строясь чуть в стороне, переползая по местности вслед за отступавшей рекой. Вырастали и пропадали дома на заречной стороне, где теперь поднимается сосновый подрост, по оврагам в землянках прятались дезертиры.
– А вдоль Пожвы по полям осколки керамики иногда густо валяются, там что было?
– А там никаких монет, одни черепки. Наверное, ещё до монголов люди жили, когда беличьими шкурками расплачивались. Я там только железные наконечники стрел находил.
По речке Пожве, впадающей в Пару у соседнего села Красный Угол, пролегал один из маршрутов торгового пути «из варяг в арабы». С Оки поднимались по нашей Паре, дальше по Пожве, переволакивались в верховья Лесного Воронежа и дальше – вниз к Дону. Отсюда и клад дирхемов.
Сейчас по льду замерзшей Пожвы трудно пробраться зимой на лыжах – и без того узенькая, она завалена стволами подточенных бобрами деревьев. Представить себе караваны торговых судов, идущие вверх этим путём, трудно. Так же трудно представить сотни ордынцев, тонущих, согласно летописям, вместе со своими лошадьми в речке Воже ближе к Рязани, у Глебова городища, где Дмитрий Донской за два года до сражения на Куликовом поле впервые разбил татарское войско. Я без труда перешагнул Вожу внизу, под холмом, с которого русские погнали врагов к реке. А на обратном пути видел из окна машины тепличное хозяйство, берущее воду из речки немного выше поля Вожской битвы. Говорят, овощи там выращивают китайцы.
– В Кривельке раньше щуки были и окуни вот такие, – говорит сосед Володя Усков. – Потом, правда краник забыли завернуть на колхозной заправке, целая цистерна солярки в него ушла. Рыба пахнуть стала.
Теперь уже и пахнуть некому: Кривелёк, поивший в верховьях древнерусский городок, завален в селе мусором и заключён в трубы под мостиками в середине и в конце Кишки.
Малые реки, придавленные мостами, перегороженные плотинками, поящие овощеводческие фермы и принимающие в себя стоки с животноводческих ферм, умирают.
Но с земляных валов многих древних городищ вокруг иногда ещё открываются хорошие виды на реки, сверкающие сельдяным блеском от ветра. С Темгенёвского городища над Цной, от Старой Рязани и Старой Каширы на Оку, с Щучьего