Хафизов работал в самой известной тульской газете того времени – «Молодом коммунаре», всё громившей партократов и коммунистов, которые давно уже не были у власти, а какие и оставались – те давно перекрасились в ельцинистов, но газета последних не трогала. Она словно остановилась в перестроечном времени и считалась «демократической» и «прогрессивной». Мне тогдашнему «Молодой коммунар» казался крепостью смелых вольнолюбивых журналистов, небожителей, неуклонно выполняющих важную историческую миссию по разоблачению пороков, остающихся от темного прошлого.
Хафизов тогда числился среди самых бойких перьев «МК», хотя и не касался особенно политики. А вот как сегодня он пишет о том времени: «…я был на пике популярности. Но при этом моя зарплата не превышала оклада уборщицы, и порой я сам не понимал, для чего я хожу в эту редакцию: то ли для того, чтобы хоть куда-то выходить каждый день, то ли для того, чтобы пользоваться редакционным компьютером». Родители автора торговали на барахолке – «я не мог содержать родителей».
Но «пронырливые журналисты так увлекались охотой за рекламой, что со временем вообще переставали писать честно, и их особенно ценили в редакциях». И я помню тех журналистов, их наивную похвальбу «джинсой», их желание продаться подороже власти, чтобы в обмен на квартиру в Туле раз и навсегда перестать ее критиковать. А ведь я верил в них, до знакомства с ними. И верил в слова про демократию, которые они так легко писали, поддерживая то Ельцина, то губернатора Севрюгина, то какого-нибудь заезжего проходимца. И сегодня я думаю – а почему не возникло в те же 90-е спроса на честную и объективную информацию? Почему проституирование стало тогда синонимом журналистики?
«В то время наш город, как и Россия в целом, как бы представлял собою барахолку». Я помню это – центральные улицы, превращенные в базар, тысячи людей, пытающихся хоть что-то продать, и тексты в «МК», называющие это рыночными реформами, болезненными, но необходимыми. Сегодня мне стыдно за свою тогдашнюю наивность, за преклонение перед журналистами «Молодого коммунара», за то, что я верил в то, что они писали. И чтение рассказов Хафизова для меня – это расчет с тем временем, запоздалое разоблачение фокусов, которые привлекали ребенка. Ну а Селуков, человек почти на тридцать лет моложе Хафизова, свидетельствует, что ничего в России не меняется, жизнь такая же бедная и неустроенная, и что и сегодня, значит, есть немало обманутых нашим временем, для которых еще впереди свой час прозрения.
Татьяна Марьина
Татьяна Марьина родилась в 1959 году. Более двадцати лет отработала в вузе; кандидат философских наук, доцент. Пенсионерка, работает в детской библиотеке. Пишет прозу, стихи, эссеистику, выступает как литературный критик. Автор четырех книг прозы, публиковалась в журналах «Знамя», «Москва», «Вертикаль. XXI век» и других изданиях.
Финалистка литературной премии Белкина (2008), лауреат Всероссийского конкурса прозы имени Ивана Шмелева (2011). Живет в Костроме.
Осознанный выбор
О творчестве Екатерины Наговицыной
На небосводе новой военной прозы появилась яркая звезда молодой уральской писательницы – Екатерины Наговицыной. Разобраться в её творчестве следовало бы более опытным критикам, но переполнившие душу эмоции при неоднократном прочтении её книги [1] заставили меня взяться за перо. Не раз я откладывала начатую работу, желая приглядеться с холодной головой к секрету притягательности такого непростого, вызвавшего противоречивые оценки творчества. Творчества, показывающего, казалось бы, незнакомые для многих из нас боевые будни, но обнаруживающего и много знакомого для мирного человека; творчества, задевающего самые тонкие струны души, пытающегося осмыслить перипетии поиска смысла жизни человека, наше разочарование не только в близких, но и в себе, нравственные терзания.
Я человек сугубо мирный, но очень люблю правдивую «афганскую» и «чеченскую» прозу, потому что, хотя меня и моих родных миновала чаша сия, но мои ровесники служили в Афганистане, а ровесники моих детей – на Кавказе, и, считаю, нашему поколению не может быть безразлично удручающие сознание войны. Мы обязаны изучать историю не только по учебникам, а новейшую – ещё и из опыта участников «горячих» событий. И в этом отношении суровая, а порою беспощадная правда Наговицыной может оказаться бесценной. Известно, что короткая историческая память способствует новым ошибкам, и тем более нелишне учиться на чужих ошибках.
Самую основательную и в то же время самую отрицательную оценку творчества Екатерины Наговициной дал поэт и прозаик Адам Ахматукаев. Вывешенная на сайте Okopka.ru его критическая статья «Снайперша с обоймой «добрых» слов» с характерным подзаголовком (Отповедь «злого чечена» [2]) получила изрядную долю нападок как со стороны писателей, так и со стороны читателей, позитивно принявших прозу нового автора и показавших незадачливому критику, что с враждебными помыслами в чужой окоп лучше не соваться [3]. Безусловно, самым ярким и ёмким был ответ критику самой Е. Наговицыной – уважительный, взвешенный и объективный.
О статье А. Ахматукаева – разговор особый. Позиция критика показалась мне шаткой, а многие упрёки – необоснованными. Попрекая Наговицыну стрельбой из лёжки, сам Ахматукаев, похоже, завидует её профессиональному «попаданию в десяточку» на литературном поприще [4] (ряду заслуженных побед на литературных конкурсах [5]). И это в то время как сам критик, нелепо помахивающий автоматом, держа его за цевьё, напоминает тех парней из «офисного планктона» (рассказ «Последний урок» Наговицыной). Неверное прочтение и неверное толкование повестей и рассказов Наговицыной критик обнаруживает на каждом шагу. Но отслеживать и опровергать эти его шаги я не буду (это в достаточной степени сделали писатели и читатели сайта), хотя обращаться к статье указанного критика придётся. Также есть необходимость остановиться если не на всех, то хотя бы на главных обвинениях критика автору. К этому я вернусь немного позднее.
Из творчества автора я преднамеренно выберу только две темы: поиска своего места в жизни и предательства, хотя они взаимообусловлены не менее важными темами: патриотизма, профессионализма, дружбы, взаимовыручки, телесного и духовного здоровья и боли, телесных и духовных горя и радости, телесных и духовных жизни и смерти (темами, проблематичными в силу бесспорной объективности определений, но спорного, субъективного их понимания). Спектр проблем не нов, диапазон их широк, проявления в жизни необъятны и непредсказуемы. Чем же привлекает внимание и побуждает читателя откликнуться проза нового автора? Как ни удивительно, Наговицына сумела из военной