Традиции & авангард. Выпуск № 3 - Коллектив авторов. Страница 76


О книге
Селуков? Раньше я этого имени не встречал. Оказалось – свежая пермская знаменитость, лауреат премии журнала «Знамя», растущая звезда в Фейсбуке, где размещает один за одним посты, а по жизни – вчерашний чернорабочий, представитель социальных низов.

Но прежде об «алтайской» его подборке. Там четыре рассказа. Первый, «Чизкейк», история про унизительную бедность в провинции. Второй, «Грузчики», в общем, про то же. Третий, «Спартанец», наименее динамичный из всех, про семейный конфликт (хотя можно сказать, и про мелкий бизнес в той же провинции). Четвертый, «Семейное» – небольшая зарисовочка о родственниках.

Пишет Селуков ясно, просто. Нравится мне и тематика его – будни провинции, конкретно – окраин Перми, современное положение «маленького человека», начинающего жить. Нет бегства от реальности, нет желания писать нечто откровенно «продажное» (в смысле – продающееся), никаких авангардистских бредней и заумей. Это то, что важнее всего в литературе, – человек с его повседневными заботами. Ну и конечно, важен «колёр локаль». Мне ужасно интересно как живут люди и в Перми, и в каком угодно еще уголке России. Везде свои особенности, надо только уметь их увидеть и передать.

В рассказах Селукова немало примет времени. Скажем: «он пытался лечиться народными средствами (пил парацетамол, чай с малиной, полоскал горло содой)», то есть парацетамол – уже народное средство. Есть у него меткие незаезженные слова – «не погужуешь, но жить можно», «считал свое грузчицкое положение временным». Вообще, в наше время затопления русского языка новомодными англицизмами только из глубинки можно ожидать его спасения. Помнится, раз в очереди перед кассой в магазине я заслушался такого мужичка откуда-то с периферии. У него был сочный и выразительный, неповторимый русский язык, исконный и очень современный одновременно, но все его неологизмы были не заимствованными из английского, а порождены родным наречием. Правда, английский врывается все-таки и в речь далекой провинции – само название «Чизкейк» напоминает об этом.

Есть и очень умные и тонкие наблюдения: «он подсел на лагерь, как люди подсаживаются на покер. Ему нравилось играть в лагерь, плести интриги, жить острой воровской жизнью, презирать государство. Сейчас мне кажется, что он так и не повзрослел. Дед Алёша как бы противопоставлял себя огромным реальностям – обществу и государству – и через это противопоставление ощущал себя большим. В итоге государство и общество все равно оказались больше».

При своих несомненных достоинствах произведения Селукова оставляют впечатление некой незавершенности. Язык его еще грубоват, отдает журналистикой, порой нехудожественен в своих переходах: «Бюджет Егора выглядел таким образом: 13 т. р. – зарплата, 3 т. р. – коммуналка, 500 р. – Интернет, 300 р. – телефон, 200 р. – электричество, 1000 р. – кошачий корм. На продукты оставалось 266 р. в день». Есть прямо неудачные места: «Свою особенность он не выпячивал, а лелеял внутри, как тайную прелесть. Бодрийяр бы ему все объяснил, но Бодрийяр про Олега ничего не знал и вообще умер в 2007 году, а Олег жил в 2009».

Заинтересовавшись автором, я поискал сведения о нем в Интернете. Как я уже отметил выше, он – «восходящая звезда». Но что ждет его далее? Часто встречаешь начинающих авторов, не скажу – писателей, которые поначалу вызывают симпатии, но потом куда-то исчезают или начинают писать совсем слабо, и ты теряешь к ним интерес. К какому роду авторов принадлежит Павел Селуков – предсказать трудно. Писательские способности – налицо, но этого мало.

Сейчас он часто размещает тексты в Фейсбуке, а это – опасный путь. Соцсеть дает дешевую и скорую популярность, но это не то, что нужно настоящему писателю. Достаточно сравнить его рассказы из литературных журналов и публикации в Фейсбуке, во втором случае Селуков пишет с ориентацией на невзыскательные вкусы – слишком хлестко, нарочито броско. Это портит слог. Вспомним Евгения Ройзмана – его записки в ЖЖ, а теперь в ФБ создали ему определенный круг читателей-почитателей, но вырваться из него в «серьезную» литературу он не в состоянии.

Но как бы то ни было, рассказы Селукова заставляют задумать вот о чем – у нас, в России, мало выходит сборников, подобных «Физиологии Петербурга» 40-х годов XIX века, в котором стартовали многие выдающиеся таланты. Такие начинающие авторы, как Селуков, как сотни других, ныне неизвестных, могли бы начинать свой путь в сборниках «Физиология Перми/Екатеринбурга, Читы, Хабаровска, Рязани» (название – условное). Там бы сегодняшние грузчики, сторожа, водители, чувствующие влечение к перу, могли бы попробовать свои силы в прозе, накидав очерков своей повседневной жизни.

И необязательно русские – таджики, узбеки, киргизы, азербайджанцы с наших рынков и строек по-прежнему являются для нас молчащими незнакомцами. Почему их жизнь недостойна описаний? Каждый день, бывая на нашем рынке, я вижу десятки и десятки сочных типов, так и просящихся в рассказ или очерк. Неужели никто про них не расскажет? Да и офисный планктон не менее, а, может быть, более забит и затюкан, чем люди физического труда, и ему тоже есть о чем поведать. Хороший отчет о рабочем дне клерка в фирме куда интересней любых бредней фэнтези и мистики. Вот бы куда потратить деньги литературных спонсоров, а не на никому не нужные премии.

Голос Селукова сегодня – это голос страдающих и униженных низов России, голос, почти неслышный «наверху», в официальной культуре. И здесь важно не дать превратить себя в экзотическую диковинку, предмет для развлечений «среднего класса», которому хочется для развлечения почитать нечто о жизни люмпенов на окраинах Перми. Это тоже путь в тупик.

У Павла Селукова есть опасность скатиться в нишу писателя-жанриста – описателя хулиганья и пермских низов. Тогда как «настоящий» писатель всегда стоит выше любой специфической тематики. И даже когда пишет сугубо региональную прозу, он пишет об общечеловеческом – как Шолохов в донских или Шукшин в своих алтайских рассказах. Или вспомним Вампилова – имеют ли его пьесы какой-то иркутский колорит или характер?

А если талант невелик, то писатель не может совладеть с материалом, и он его погребает под собой, ну или писатель так и остается «регионалистом».

Скажем, Олег Хафизов часто печатается в толстых журналах, но так и остается писателем-туляком. Максим Горький тоже мог остаться «автором о босяках», но вовремя выпрыгнул из этой ниши, как и Гоголь высоко поднялся над спецификой «Вечеров». А что есть в запасе у Павла Селукова, с чем он пойдет вверх? Пока мне это непонятно, но в любом случае он мне интересен.

* * *

Раз я упомянул об Олеге Хафизове, нельзя не отметить его рассказ «Фриба мара» в двенадцатом номере «Нового мира» за 2018 год. В нем налицо главное для этого автора – умение бойко рассказать анекдот. Большинство рассказов Хафизова – это именно анекдоты из тульской жизни, преимущественно 90-х годов, времени бедного, но веселого (ну, или наоборот,

Перейти на страницу: