Задолго до певца-барда Юрия Визбора, в тридцатые годы, на острове Путятина побывал знаменитый писатель Пришвин. У него есть история о том, как егеря здесь воевали с браконьерами. Убили одного браконьера, из разбитой шлюпки сделали ему гроб и похоронили по-христиански. Но другие браконьеры той же ночью раскопали могилу, гроб вытащили, разобрали на доски, сколотили лодку – и ушли морем.
Вот уж не знаю: труп товарища они увезли с собой или бросили.
История мрачная, но в общем обыкновенная для прошлого века, до краёв наполненного войнами и жестокостями.
Хорошо, что я – порождение нового века.
Визбор, допустим, знаменит вовсе не песенкой про остров Путятина, а тем, что сыграл фашистского вождя Бормана в знаменитом сериале «Семнадцать мгновений весны».
И писатель Пришвин известен отнюдь не историями о диком Дальнем Востоке, а описаниями русской природы.
А кроме Визбора и Пришвина, никто из деятелей литературы не запечатлел остров Путятина ни в песнях, ни в стихах, ни в романах; никто сюда не добрался, а кто добрался – тот не вдохновился.
Будь я писателем, сочинил бы десять томов. Будь я художником, на манер Айвазовского, – написал бы сто картин.
Но, увы, я в свои почти двадцать шесть – никто. Продавец автомобильной резины. И единственный мой талант – умение выживать.
Заснуть так и не сумел. Костерок, несмотря на все усилия, зачах и погас ещё до рассвета.
Чтоб не замёрзнуть, ходил вдоль берега, руками размахивал и даже орал.
Поорать, прокричаться – очень полезно. Так меня отец учил. В тайге, или на морском берегу, или посреди моря в лодке – хорошо заорать во всю силу лёгких, исторгнуть из себя вместе с криком накопившуюся житейскую дурноту, гадкую осадочную муть.
Отец говорил, что крик – очень древняя практика, шаманская, мистическая. Помогает всем без исключения.
И я орал, надсаживаясь, наслаждаясь, а ветер уносил мои вопли в никуда, поглощал и рассеивал.
Наконец с востока ударил золотой свет – новый день пришёл.
Ещё один длинный день, хлопотный, бешеный, изнурительный – а впереди ещё многие тысячи таких же, длинных, моих собственных; от этой перспективы перехватывало дыхание и сердце билось сильнее.
Там, впереди, в туманной мгле, в шуме волн – целая жизнь, бесконечная и прекрасная, принадлежащая мне вся без остатка.
В восемь утра я был на причале: бодрый и уверенный, как Дерсу Узала, переночевавший на тёплом кане в благоустроенной фанзе у Чжана Бао.
Вместе со мной утреннего рейса ожидали два десятка островитян: кто пришёл пешком, а кого подвезли на мотоциклах. На острове самый популярный транспорт – мотоцикл с притороченной самодельной коляской – не слишком комфортно, зато дёшево. Кстати, от мотоцикла и пыли меньше. Весомый аргумент для территории, где нет асфальта.
Я поздоровался со всеми. Тут так принято, на острове: с любым встречным здороваешься.
Голова шумела – но скорее от впечатлений, чем от холода и сырости.
На телефон пришла записка от Вари:
«Ты как? Вернулся?»
«Да, – ответил. – Всё хорошо. Давай ещё встретимся?»
А сам не вернулся, ещё сидел в ожидании парома, продрогший, но счастливый, обнадёженный.
«Давай, – ответила она. – Я буду рада. Звони».
У причала подобрал молочно-красный, цвета спелой малины, обломок кирпича: на нём уцелела часть клейма – стилизованные буквы «А», «Д» и «С». Это значило «Алексей Дмитриевич Старцев».
Забыл сказать: я ведь тоже Старцев.
Брать с собой кирпич было глупо, я положил его там же, где нашёл.
Евгений Лесин
Евгений Лесин родился в Москве в 1965 году. Учился в Московском институте стали и сплавов, после прохождения армейской службы работал химиком в котельной и инженером-технологом. Окончил Литературный институт имени А. М. Горького в 1995 году.
Работал в газете «Книжное обозрение», с 2002 года – ответственный редактор литературного приложения к «Независимой газете» «НГ – Ex Libris». Член Союза писателей Москвы, Союза журналистов Москвы, Русского Пен-клуба. Автор нескольких книг, в том числе «Записки из похмелья», «Русские вопли», «В философском автозаке». Живёт в Тушине.
Лирические воспоминания о городе Тушине
Очерк
Сразу оговорюсь. Нижеследующий текст – антиисторический и антинаучный. Не краеведение, а квазикраеведение. Альтернативное краеведение. Архибред и алкочушь.
Теперь к делу.
Москва нынче большая. Нет, сегодня она не просто большая, а какая-то совсем уж преогромная. А недавно была просто большой. И москвичам в первом поколении казалось так. В Москве есть Центр. Престижный и, как уверяют полумифические «коренные» москвичи, старинный, древний, с какой-то историей, музеями и памятниками. Ну и собственно Москва – спальные районы необъятных московских окраин. Где все и живут. Меж тем окраины – не просто окраины. Некоторые из них – бывшие леса. Некоторые – уничтоженные деревни и села. А некоторые – целые города. Как, например, город Бабушкин. Или Кунцево. Или Люблино и Перово. Большинство нынешних москвичей – они приехали сюда из разных городов. А кто-то жил у себя в родном городе, а его возьми и включи в 1960 году в состав Москвы.
Вот сейчас, например, ни в чем не виноватые жители города Троицка стали вдруг москвичами.
Так же было в свое время и с жителями города Тушина. Я вырос в Тушине (хотя родился в Москве). Я знаю, что Тушино – город. Но хожу я сейчас по нынешнему Тушину и вижу, что для большинства идущих рядом прохожих никакой истории нет и не было. Они просто живут на окраине Москвы, в спальном районе. Нет, ребята, Тушино – не окраина, не спальный район.
Сходненский череп
Если Тушино – не город, то и Волга – не река. Так говорят в Тушине. Кстати, Волга тоже течет по Тушину. Точнее, по руслу Сходни волжская вода попадает в реку Москву. Для того и строили канал Москва – Волга. Чтоб наполнить Москву водой.
Но раньше и Москва была полноводной. Однако начнем все же с начала. Сначала было море. И над Кремлем водичка плескалась, и над станцией метро «Тушинская». Суша поднялась, климат потеплел. Пришли птицы, звери, люди. Первый древний человек на территории так называемого московского края был найден именно в Тушине.
Сходненский череп конца ледникового периода. Самая древняя находка, что тут скажешь.
Здравствуй, Тушино
Жизнь, однако, текла дальше. Пришли иные племена, угро-финны, славяне. Тушино располагалось в месте, где суда из Москвы-реки всходили, то есть шли вверх по течению по реке