Люди смеялись. Одна русская женщина даже остановилась и подарила нам пакет с кошачьим кормом:
– Это презент усатым беженцам от жителей Ставрополя.
– Спасибо! Дома еще три кошки. Возьмите котят, – попросила я.
Незнакомка вошла в колбасную лавку и вынесла оттуда два килограмма ливерной колбасы.
– Дарю, – сказала она.
Котят разобрали быстро: трехцветного малыша взяла старушка, двух черненьких – дед, живущий на даче, а рыженький достался женщине с девочкой.
Ребята вызвались меня проводить.
– Я тоже кое-что знаю о чеченцах, – сказал Николя.
– Неужели?
– В студенческом общежитии был парень из Саратовской области. В его селе жила многодетная чеченская семья, бежавшая от войны. Скажи, все из Чечни сумасшедшие?
– Не поняла, – удивилась я неожиданному вопросу.
– Старший сын в чеченской семье был учеником восьмого класса и дружил с моим знакомым. Он исправно учился, ни с кем не дрался, но, играя в догонялки с ребятишками, старался выкрутить им руки, словно в нем жила боль. Однажды он расстрелял родителей, дядю и братьев.
– Расстрелял?!
– Оказалось, он все давно спланировал. В доме имелись ружья. Парень каждый день, будто дурачась, то вставлял патроны, то вынимал их. Причину расправы в новостных сводках объяснили рабским эксплуатированием: мать не родная, братья сводные. Отец не отпускал подростка на прогулки. По вечерам, после уроков, парень был вынужден разгружать КамАЗы с зерном и кукурузой для скотины. Отец и дядя занимались фермерством. Иногда отец избивал его по наговору мачехи, будто парень плохо выполнял свою работу. Молодой чеченец писал стихи любимой девушке, с которой его разлучили.
В тот роковой день дома были только мачеха и младшие братья. Он включил музыку, взял ружье и зарядил его патронами. Мачеха крутилась на кухне, а дети смотрели мультики. Первых два выстрела попали в мачеху. Затем парень убил братьев. Трупы детей обнаружили у телевизора.
Когда вернулся отец, он и в него выстрелил. Отец потерял сознание. Дядя был жив. Раненый, он пытался доползти до калитки. Патроны закончились. Парень кухонным ножом добил дядю. Итак, вопрос: почему те, кто пережил войну, так любят смерть?
– Ты ошибаешься. Те, кто пережил войну, обладают сочувствием. На свете полным-полно притвор, которые переждали войну в мирных регионах и с удовольствием теперь рассказывают сказки. Тот, кто владеет сердцем и умеет сострадать, никогда не погрузится во тьму.
– Ты – стоик! В Древних Афинах тоже верили, что безнравственные поступки подобны саморазрушению, – сказал Захар.
Чтобы не злить мою маму, друзья не стали заходить в гости. Мы попрощались у калитки, и я вошла домой без котят, но с ливерной колбасой. Одуванчик, Полосатик и Васька по достоинству оценили подарки незнакомки.
– Дело есть, – заявила мама, заметив, что я присела на кресло. – Пойдем-ка в магазин за продуктами.
Умолчав, что друзья помогли раздать котят, я спросила:
– Почему ты не хочешь, чтобы я общалась с Николя?
После того как мать узнала об ориентации Захара и
Николя, ее будто подменили. Вроде бы она не желала им зла, мы ведь раньше дружили, и парни проявляли вежливость по отношению к ней, однако мне она велела с ними не общаться во избежание дурного влияния.
– Даже слушать не желаю! – отрезала мама. – Будешь дружить с ними – и сама станешь такой же! Ты на себя посмотри. Где большой платок?!
– Они любят друг друга!
– Рот закрой. Мне все равно, кто кого из них имеет в зад. Понятно? Мужчины не должны заниматься такими грязными вещами. За это забивают камнями. Лучше бы мы об этом не знали, а эти несчастные ничего не говорили!
– Двадцать первый век, мама! Какие камни?
Мама шла по улице хмурая, уставшая и нервная. Несколько раз она толкнула меня, а затем попыталась ударить, не обращая внимания на прохожих.
– Не хочу, чтобы моя дочь общалась с геями и лесбиянками! – со слезами в голосе прокричала она. – По шариату их ждала бы смертная казнь! В Древней Руси тоже не помиловали бы! Строго тогда обходились с извращенцами.
– Помню я этот шариат у нас в Грозном, когда казнили людей прямо на улице и даже мальчика шестнадцати лет расстреляли!
– Мусульманские законы – самые справедливые!
– Должен быть гуманный светский суд.
– Тогда порядка не будет. Что же это такое? – возмущалась мать. – Мужики без стыда имеют друг друга в зад! На Руси давно нет строгих законов! Кто помнит Старый Завет? Кто читал Новый? Приходится обращаться к мусульманским хадисам. Между шариатом и европейской вседозволенностью я выбираю шариат! – громко заявила она.
– А я выбираю европейские ценности!
– Это еще почему? – завопила мама. – Ненормально, чтобы мужчины спали вместе!
– Поэтому и выбираю: если люди будут спать, с кем захотят, все останутся живы, а с радикальным мышлением – тут как тут смерть и гробы!
– В Советском Союзе нам о педерастах не рассказывали. Мы про обычный секс ничего не слышали. Как тебя в грешную дружбу утянули шайтаны?! – ругалась мама. – Со всем милосердием каждому греховоднику для исправления надо дать по спине сто ударов палкой, потом заставить жениться на скромных женщинах. Всем, кто не одумается, – смерть! Смерть мужеложцам-сластолюбцам! Грех их велик!
Редкие прохожие оглядывались на меня и маму. В длинной черной юбке и теплом жакете мама походила на разбушевавшуюся цыганку.
– Не кричи, – сказала я, нарушив главную заповедь: не пререкаться. – Неужели ты желаешь смерти Захару и Николя?
– Ах ты, мерзавка! Сволочь! Гадина! – мама завопила во все горло. – Ты, паршивая овца, совсем отбилась от Корана! Аллах, помоги мне! Почему мы не заставили тебя выйти замуж в тринадцать лет? Ведь сватались чеченцы! Спасли бы честь предков! А теперь у тебя голубые друзья!
– Ты считаешь, необходимо выходить замуж в тринадцать лет?
– Мне плевать, что тебе нужно. Дети подчиняются родителям! Родители дали жизнь – имеют право и убить. Так гласит святой и строгий закон. В Древней Руси в тринадцать лет замуж отдавали, а на Востоке до сих пор отдают. И это – правильно!
Мама подняла несколько мелких камней и запустила в меня. Камешки больно ударили по ногам.
– Перестань! – попросила я.
– Еще дома получишь, – пообещала мама. – А о пидорках даже заикаться не смей, а то губы в кровь разобью!
И она, гордо подняв голову, зашагала вперед.
Вместе с январем пришла зимняя сессия в университете.
Ежедневные истерики матери были ужасны. Она обвиняла меня в невозможности нормально питаться и требовала решать проблемы.
– Я не хочу стать бомжом! – плакала мама.
Наслушавшись о жизни Николя и Захара, я представляла себе, как мы