И шипел в лицо:
– Я сказал, подпишешь, сука. Все подпишешь… Или подохнешь.
Она повернулась, увидела его.
– Беги отсюда! Скорее беги! – кричала, рвалась из рук старика.
Но он побежал прямо к ним. Кинулся на старика, словно раненый волчонок. Вцепился обеими руками в его штанину…
– Ясно, все ясно, – сказал Алекс, открыв глаза.
И положил апельсин на краешек стола. Фрукт тут же упал на пол.
Алекс и Андрей Евгеньевич долго смотрели друг на друга.
Андрей Евгеньевич робко спросил:
– Может, поднимешь?
Алекс ухмыльнулся:
– А может, ты?
Алекс поднялся, подошел к окну. Чуть поодаль, на улице, охранник давал подзатыльники сбежавшему официанту. Тот пытался вырваться, но был гораздо слабее. Гнулся в разные стороны, уворачивался от ударов, пытался бежать – все бесполезно.
Зазвонил мобильник. Алекс поднес его к уху, минуту слушал кого-то, не отводя мутного взгляда от охранника и официанта. Затем убрал телефон – и так зажмурился, что щеки его пошли морщинами почти до самого подбородка.
– Нину убили, – сказал он.
– Серьезно? – притворно удивился Андрей Евгеньевич. – Сочувствую. Весьма сочувствую, – и добавил так же буднично: – Пошли отсюда, а? Мне пора уже.
Оба направились к выходу.
Андрей Евгеньевич сказал себе под нос, открывая входную дверь:
– А все-таки зубочистки здесь классные…
Воспоминания Нины № 2
«В то утро мать решила, что в школу я не пойду. «У нас с тобой есть важное дельце», – сказала она. Мы отправились на вокзал, сели в электричку. Ехали часа три. В вагоне, под стук колес, мне захотелось услышать хотя бы что-то о моем отце. Я задавала матери разные вопросы. Она молчала. Делала вид, что не слышит меня. Отводила взгляд. Дышала тяжело, словно хотела откашляться, но не могла. Я села напротив нее, смотрела ей в глаза. И вдруг не столько поняла, сколько ощутила, что напротив меня – страшный чужой человек.
В глазах матери, словно на маленьких экранчиках, словно бы шел кинофильм. Это была память. Она кривлялась и резвилась в глубине ее глаз. Что за картины проносились там? Я не могла рассмотреть. Было ли там что-то об отце? О временах, когда нам всем вместе было хорошо и спокойно? Мать молчала. И кино в ее глазах было немым.
Мы вышли на какой-то станции, и она повела меня через лес по тропинке.
И вдруг с неба полилась вода. Дождь словно косил траву. Деревья качались из стороны в сторону, будто кружили в плавном хороводе. Лес танцевал и пел. Ливень громко подпевал ему и тоже чуть пританцовывал на ветру.
Под елью горел небольшой костер. Поленья были аккуратно сложены шалашом – и полыхали под дождем. Небесная вода не мешала костру гореть. Наоборот, словно помогала. Сизые облака чуть разошлись, дождь при этом не переставал. Солнечный луч плавно лег на огонь, соединившись с ним. Все вместе это родило немыслимую картину. Она не вписывалась в мое сознание. Пока дрова догорали, явление в целом оставалось неизменным, при этом постоянно меняясь в деталях. Мы просто смотрели на это.
Вот язык пламени из красного стал фиолетовым. Вот струи с одной стороны стали более напористыми, чем с другой. Вот словно мелькнуло в блестящей от воды и солнца листве чье-то лицо – и тут же пропало. Вот два дерева переплели свои ветви, создав огромный венок. Или? Просто ветер качнул их навстречу друг другу…
Вскоре дрова превратились в пепел и закончился дождь. Все вокруг сияло в объятьях дымки, рожденной заходящим солнцем. Огонь полыхал по-прежнему, хотя уже и без дров – ярко, высоко, танцуя.
Мать радостно смеялась всему этому.
И мы отправились дальше. Пока шли, она рассказывала мне, что когда-то в этих местах обитали собаки с человеческими головами. Когда-то давно мать ездила сюда одна и видела их. Это были мужчины и женщины такой красоты, что она и сейчас не может забыть их лица. Но теперь их здесь нет, сказала она. Прилетело красное облако – и унесло их с собой. Теперь они живут на огненной планете, имени у которой нет.
Я сделала неимоверное усилие над собой, чтобы вновь ощутить мать родной. Хотелось скорее выйти из этого состояния. Я чувствовала свою вину перед ней. Она даже не знает о том, что стала мне чужой. Прошло какое-то время, прежде чем мне это удалось.
Мы вышли на небольшой пригорок, когда совсем стемнело. Присели прямо на траву, она была сырой и почему-то липкой.
Мать обняла меня и стала рассказывать. Я помню все до единого слова:
– Я привела тебя сюда, чтобы ты увидела восхождение черной звезды. Знаешь, что это за звезда? Она является людям, когда они на пороге смерти. Черная звезда – это последнее, что они видят. Но нам с тобой даровано счастье видеть ее не перед смертью, а просто так, когда захотим. Нас таких только двое на всей планете. Сначала я была одна, но с этого дня можно и тебе. Твоя бабушка рассказывала мне, что первому в истории черная звезда показалась Лазарю. Помнишь? Я читала тебе про него в Библии. Это тот человек, которого воскресил Иисус.
Я помнила. Это место в Библии всегда пугало меня.
– Говорят, Лазарь поведал Иисусу о своем видении. Но он лишь улыбнулся и сказал: «Теперь ты готов жить вечно». Об этом, правда, в Библии не написано. Это я сама придумала.
Она немного помолчала, затем зашептала:
– Черная звезда, Нина, будет вести тебя по жизни за руку. Порой нечто неведомое станет пугать тебя. И страх этот будет темен – откуда он, зачем, почему? Но так надо. Без страха нет жизни, как без корня – кроны. В эти моменты ты вспоминай, как мы с тобой сидели здесь, на окраине леса, в темноте, и ждали восхождения на небо черной звезды – и все пройдет.
Вокруг стало так тихо, что было слышно, как стонет во сне трава. Тьма давила на нас с матерью сверху, мы становились все тяжелее. Мать понимала мое состояние. Она прижала меня еще крепче к себе и тихонько запела какую-то смешную песню. Глаза мои закрылись, я слышала только отдельные слова, которые тут же превращались то в воздушные шары, то в скачущих по небу зайцев, то в улыбающихся кукол.
Но я думала лишь о черной звезде. Только о ней одной. Спала я