Публикации: антологии «Литературная Евразия», т. 5, «Высокая поэзия России», «Русь моя», «Новое слово», альманах «Российский колокол» и др.
Литературоведение: три статьи об Иосифе Бродском, эссе о творчестве современных русских поэтов – Сергея Новикова, Дмитрия Киршина и других.
Музыкально-поэтические вечера: Санкт-Петербург, Петрозаводск, Великий Новгород, Валдай, Абхазия, Белоруссия и др.
В 2014 г. в издательстве «Культура» в Санкт-Петербурге вышла книга Владимира Крайнева «Любви божественный удел» о творчестве Лидии Соловей.
Где ты, блуждающая в Вечности дорога – лет заметеленных земная кутерьма?
По ней – бег дней – идём с тобою оба, и, колесо времен крутя, пугая Богом, догнать озябших путников несётся мира тьма. Где ты, сирени звёздной терпкий запах, терцин созвучие из золотых веков?
Мелодию любви пропев воскресшую из праха, лады настроившая царственная арфа вдруг задрожит, молчание услышав облаков. Где ты, фар бег, несущий свет в дороге странной? Где он – звенящей Истины бесстрастный камертон? На дальний зов его бредут в ночи туманной взыскующие тайну Бытия движеньем непрестанным и находящие в конце пути – Кто Откровенья Дом, а Кто – Фантом…
«Где ты, блуждающая в Вечности дорога…»
Где ты, блуждающая в Вечности дорога —
лет заметеленных земная кутерьма?
По ней – бег дней – идём с тобою оба,
и, колесо времен крутя, пугая Богом,
догнать озябших путников несётся мира тьма.
Где ты, сирени звёздной терпкий запах,
терцин созвучие из золотых веков?
Мелодию любви пропев воскресшую из праха,
лады настроившая царственная арфа
вдруг задрожит, молчание услышав облаков.
Где ты, фар бег, несущий свет в дороге странной?
Где он – звенящей Истины бесстрастный камертон?
На дальний зов его бредут в ночи туманной
взыскующие тайну Бытия движеньем непрестанным
и находящие в конце пути – Кто Откровенья Дом,
а Кто – Фантом…
Ангела осени альт
Альфреду Шнитке
Матовы звуки. Царственно чутки.
Зябнут цветки.
Струн натяженье жестом скольженья.
Дни коротки.
Осени омут. Багрянец овала.
Сохнущий лист.
С высей безмолвно запахом яблок
Прошлое – ниц.
Падают пальцы словно на пяльцы.
Мира струна —
Музыка – радость, ярость, причуда
Небом дана.
Чёрными точками нот на пюпитре
чудо-стрижи.
Золотом Solo палитра мажора.
Зеркало – Жизнь.
Бездны мерцанье огранкой опала.
Лешего свист.
Глаз чарованье – рощи венчанье.
Иней ресниц.
Хаос движенья. Миг озаренья.
Борьба.
Грозность паденья. Чьё-то рожденье.
Чья-то судьба.
Альт, утешая, ангелом осени
Длит свой полет.
То замедляя, то ускоряя
Времени ход.
Духа смятенье. Виновником бала
Вензель зимы.
Света явленье. Души пробужденье,
Гения тьмы…
«Из века в век от мира…»
Из века в век от мира
отрешённый,
через столетья наугад
пройдя трясиной в путах дней
в сопровождении теней,
бреду в закат.
Из тьмы, из мглы, на полпути —
как из трясины сновидений,
дряхлеющей ограды ряд,
за ним листвой трепещет сад,
тенистый сад.
А где-то в глубине, piano —
потаённо,
распутывая нотоносца кант,
в забытом доме плачет музыкант.
Его спина устало, обречённо
качается – согбенный ключ – раба игры,
так в старом,
чуть хрипящем патефоне
над невозвратной музыкой любви
качается отчаянье иглы.
Мне странен этой музыки раскат,
где яви перепутаны как нитки.
Ты – это явь? Ты – стук калитки?
И шорох по траве как майский дождь;
под стулом туфли – в зеркале подошв
все наши сны отражены… И – май.
Лети, туманный май! Не умирай!
Звени, как этот тёмный дом,
где музыкант тоской заворожён,
где день мой звуками всяк час
хлопочет.
А Ты? Какая Ты? Переменилась?
Очень?
Пройдя, как ветер обездоленный,
насквозь, Ты вся – как тень
иль обретенья золотая песнь?
И мы ещё не врозь?
Уже не врозь
сегодня, завтра, там —
спустя столетия, где нет ни мук,
ни драм, где я отторгнут
от мира, и сует, и кривотолков,
И от потерь. Быть может там,
где рай?
Сотри случайный лик, блаженный
май.
Не умирай!
«И вновь одна в забытом сне…»
И вновь одна в забытом сне
среди обманного мерцанья,
с тобой – закат – наедине,
с тобой – звезда, с тобой —
молчанье.
Я там – в размашистой дали
и здесь – за тёмным поворотом.
И стонут, стонут журавли,
оплакивая вновь кого-то.
Рассеяна незримо в тех
пространствах – к будням
безучастных,
как свет звезды, как тень, как смех,
как эхо песни отзвучавшей.
А может быть, уже в других
таюсь смиреньем неумелым,
и дни мои – одни долги,
и счёт потерян чарам первым.
Но здесь, сейчас – все времена
сплелись во мне двойной
спиралью,
и обертонами струна
возносит голоса над явью.
… И не одна, и не во сне,
и не в мерцании опасном —
но в дне – стремительном
и ясном…
Как СВЕТ ЕГО причастен мне!
«На грани темноты и света…»
На грани темноты и света
от виражей судьбы устав,
отстав от поезда – остаться
у распластавшихся платформ
одной из полусонных станций
перед пространства полотном,
с которой, чтоб не разрыдаться,
составу помахать платком.
И, подведя черту под бренным,
считая шрамы шпал – года,
легко шагать в свою деревню —
небесной сени благодать.
Не замечая вёрст, услышав
дыхание ирийских трав,
сирени кланяться, деревьям —
ЖИЗНЬ – чудная небес игра,
и дождик одеревенелый
ладоней согревать теплом…
И обернётся лес – Вселенной.