– Тюка, в теплой квартире жить хорошо, а где-то замерзает пожилая беженка из Чечни, – вставил Абрам Моисеевич.
Зулай, сидя на краю лавки, смотрела вглубь чашки. Рахиль тяжело вздыхала.
– Не цените вы моего христианского милосердия, – вкрадчивым голосом ответила Марфа Кондратьевна, продолжая невозмутимо улыбаться. – В следующий раз, дорогие родственнички, вы будете умолять меня гораздо дольше, чтобы я разрешила вам остановиться в Москве.
Абрам Моисеевич покраснел.
– Живо за работу, Полина! – велела мне Марфа Кондратьевна.
Как только она вышла из кухни, я стала просить Льва Арнольдовича, чтобы он разрешил моей матери приехать на три дня.
– Я найду ей место сиделкой! Ей нужно куда-то прийти с вокзала. У вас ведь всегда в квартире живут люди.
– Полина, твоя мать старая. Она не сможет на нас работать. Она здесь лишняя! – отрезал он.
– Всего на несколько дней… – вступилась Рахиль.
– Нет! Мы Полину взяли, чтобы она трудилась няней и домработницей. Ее мать перенесла два инфаркта. Тюка не позволит здесь жить задаром! Вы осознаете, под каким дамокловым мечом нахожусь я?! – отчеканил Лев Арнольдович.
– Мне нужно выплачивать кредит! Хватит лжи и пустых обещаний! Купите мне газету с объявлениями! – потребовала я.
– Если ты, Лев, не купишь ей газету, я куплю! – вскипел Абрам Моисеевич.
– Пятьдесят два дня я не была на улице! Я считала. Пятьдесят два дня меня не выпускала Марфа Кондратьевна. Я работала круглосуточно! Стирала, убирала, чистила. Бесплатно! Здесь постоянно гости, никто за собой не мыл посуду. Я жду ребенка. Пока Полина не приехала, я даже не могла убежать на улицу и побыть в тишине! Никаких выходных у меня не было! – Зулай закрыла лицо руками.
Рахиль шепнула мужу:
– Нам пора возвращаться в Израиль!
После череды напоминаний Марфа Кондратьевна величественно протянула мне три тысячи рублей. Я-то думала, что она заплатит мне пятьдесят-шестьдесят тысяч! Такую зарплату указывали в объявлениях по Москве, с учетом объема работы. Глядя на жалкие гроши, я попыталась подобрать приличные слова, а хозяйка все так же надменно усмехалась.
– Это все?! – спросила я Льва Арнольдовича, который крутился рядом.
– Ну ты же здесь живешь… – пробормотал он, не глядя мне в глаза.
Хлопнув дверью, я добрела до ближайшего почтового отделения и отправила матери денежный перевод, чтобы она не сидела голодная. Пусть в холоде, но с чаем и булочками. Разогреет чайник у бабки Алисы.
Тюке я объявила, что ухожу.
– Буду спать в подъезде у лифта, – сказала я. – Вы мошенница!
Марфа Кондратьевна вытаращила глаза и посоветовала мне подумать как следует.
– Куда тебе идти, Полина? Денег у тебя нет. На улице долго не протянешь. Зима!
Ульяна и Любомир, увидев, что я полезла на антресоли за сумкой, заревели:
– Не бросай нас, тетя Полина! Не уходи!
– Полина, не бросай нас, пожалуйста. Поживи на шкафу! – неожиданно попросила Глафира.
Аксинья истошно завыла и разбила чашку, смахнув ее животом с тумбочки.
– Куда ты, абрек? – Христофор бегал вокруг меня. – Я с тобой! Брошу всех их к черту, и пойдем вместе скитаться по свету!
– Полина, останься ради детей! – начали уговаривать еврейские родственники. Они складывали чемоданы. Тюка их не останавливала.
– Полина, я у подруги справлю Новый год, пока ее муж в командировке, – тихонько шепнула Зулай. – Отдохну от этой психушки, потом вернусь. Ты останься здесь, присмотри за маленькими…
– Останусь! – пообещала я. – Но поищу себе другую работу, нормальную, где мне будут платить деньги!
Написав объявления «Няня ищет работу», я расклеила листовки с номером домашнего телефона Тюки возле детской площадки. Несмотря на новогодний ажиотаж, нашлись заинтересованные мамочки.
– У вас есть рекомендации? – спрашивали они в трубку. – Можно посмотреть?
Рекомендаций не было, их требовалось срочно достать.
Ближе к вечеру я повела шумную ватагу на прогулку. Лев Арнольдович остался дома, обидевшись на супругу: она позволила Рахили и Абраму Моисеевичу уехать в аэропорт накануне праздника.
– Мама рылась в сумке, искала тетрадки, – сказала вдруг Ульяна.
– Где рылась?! – не поняла я.
– Ату, ату! Берегись! Завоеватель мира идет! – Христофор орал во все горло.
– С записями, – подсказала Глафира. – Она какие-то записи из Чечни искала!
– Как же так? – Я пропустила два снежка по уху.
– Ха-ха-ха! – довольно засмеялся Христофор. – Я победитель!
– Вам больно, тетя Полина? – сочувственно спросил Любомир.
– Все в порядке, – ответила я.
– Пока ты готовила обед, мы с Ульяной их перепрятали, – торжественно произнесла Глафира, пытаясь застегнуть на молнию старую оранжевую курточку, из которой давно выросла.
– Куда?! – вскричала я.
– За лыжи и мешки на лоджии. Там спрятали пакет с тетрадками. Мама на лоджии не посмотрит, – заулыбались девочки и подмигнули мне.
Было очевидно, что в доме Тюки появились преданные фанаты борща и плова.
– Спасибо, родные! Лоджия и впрямь завалена хламом…
– Если глянуть на нашу лоджию издалека, то покажется, что она завалена мусором наполовину, а если присмотреться внимательно, понятно, что доверху, – пошутила Глафира.
Когда до Нового года остались считаные часы, Лев Арнольдович небрежно стряхнул с себя Мяо Цзэдуна и, кряхтя от боли в пояснице, второпях оделся. Ржавый топор с перемотанным изолентой топорищем я приметила еще с утра – он валялся у диванчика в прихожей. Лев Арнольдович деловито его поднял, заливисто присвистнул и, надвинув берет поглубже на глаза, вышел из квартиры.
– Куда пошел папа? – спросила я детей.
– Елку воровать, – охотно пояснил Христофор.
– Что?!
– В Битцевском парке елки рубить нельзя, закон запрещает, поэтому папа по-тихому. Вжик-вжик – и елочке капут!
– И вот она нарядная на праздник к нам пришла… – затянул песню Любомир, уставившись в телевизор.
– Не пришла еще! – возразила Глафира, оторвавшись от приключенческой книги «Айвенго». – И вообще, если милиционеры папу повяжут, он будет сидеть в участке.
– Не повяжут! – Христофор нахмурился. – Мы, пираты, свое дело знаем!
– Помолимся за папеньку? – предложила Ульяна.
– Уже принесли елку из леса? – Правозащитница с блаженной улыбкой вплыла в комнату. Она притащила из кабинета деревянный ящик с елочными игрушками, переложенными соломой.
– Нет еще, – ответила я. – Ждем!
– Как принесут, нарядите. Это старинные игрушки моей прабабки. А она была из знатного дворянского рода. – Марфа Кондратьевна торжественно поставила около меня ящик и удалилась.
Котенок Чубайс, кот Мяо Цзэдун и кошка Мата Хари начали проявлять к ящику с елочными игрушками недвусмысленный интерес.
– Кыш! – сказала я им.
Озираясь по сторонам, чтобы не засекли соседи или милиция, Лев Арнольдович вбежал в квартиру с елкой.
– Ура-а-а! – закричали дети.
Мы с Глафирой стали ее наряжать, украшая дождиком и мишурой. Христофор тем временем поставил тарелки с праздничного стола на пол и внес предложение:
– Давайте есть как кошки!