– Доставка цветов пострадавшей! – объявил Эрик, смахнул с куртки крупицы мокрого снега и широко улыбнулся Инессе Самуэльевне, вытиравшей жирные руки о кухонное полотенце.
– Не заслужила она подарков, – прогундосила мать и заглянула в комнату, где Эльза без особых успехов осваивала костыли.
– Ну и что мне с тобой делать, сапог твердокаменный, глыба бетонная? – послышалось Эрику из детской.
Эльза добрела до кровати и швырнула деревяшки на пол. Появление Эрика с цветами ее слегка оживило.
Инесса Самуэльевна поставила букет в вазу и, задержавшись в дверях, опрометчиво бросила:
– Вот, полюбуйтесь, до чего она дошла!
– До чего, до чего? До кровати! – осадила дочь брюзжащую домохозяйку и положила больную ногу на табуретку.
Эрик сел напротив Эльзы в протертое старомодное кресло. Пока Инесса Самуэльевна собирала на стол магазинные угощения, Эрик вновь окутал Эльзу напористым взглядом. Ее журнальные губы, увитые частыми трещинками, горели тайной страстью. По-восточному выпуклые глаза и выразительный припудренный лоб начинали ему нравиться. Не будь сейчас дома сварливой мамаши, он бы обязательно примостился рядом с Эльзой. Во снах он владел ей безоговорочно.
Посещение опечаленной девушки закончилось чаепитием вприкуску с зефиром в шоколаде, купленным Эриком по просьбе Инессы Самуэльевны. Эльза, забившись в угол кровати, как скромная обиженная мышка, грызла козинак.
Так Эрик укоренился в семейном гнезде Гофманов. Борис Францевич потирал от удовольствия руки: дело пошло.
Когда из Германии вернулся отец Эльзы, помощь Эрика новоиспеченным калининградцам не ослабла. Карл Гофман не собирался отблагодарить великодушного друга семьи добрым словом и ни с чем выпроводить Эрика из дома под монотонные трели январских дождей. Наоборот, он поощрял визиты студента к грустящей дочери, расспрашивал о ходе сессии, передавал приветы Борису Францевичу.
Эрик ездил по аптекам, на почту, мотался по магазинам, в том числе строительным, искал любимый казахский шоколад Эльзы, немецкую вермишель, привозил маринованный имбирь, орехи. Вскоре Эрик подметил, что отношения дочери и родителей отнюдь не безоблачны. Эльза в присутствии Эрика не раз закатывала непотребные скандалы по пустякам, что поначалу наблюдательный помощник толковал подорванной психикой девушки. Однако по мере выздоровления Эльзы ее перебранки с домочадцами не прекращались, а как-то долгое выяснение отношений между дочерью и матерью на кухне закончилось слезами Инессы Самуэльевны. Случалось, пушистый комочек, опершись на костыли, закатывал зычные истерики. Чаще родители не перечили плаксивому чаду. Драгоценный ребенок был избалован не на шутку. Отчасти этим объяснялось пренебрежительное отношение Эльзы к Эрику. Она привыкла свысока посматривать на окружающих, разговаривала с малознакомыми людьми, подчеркнуто соблюдая дистанцию и как бы давая понять, что их общество ее не волнует. Когда же Эльзе названивали из «Янтарной леди», она расцветала, насколько ей позволяло неокрепшее состояние духа. Увлеченная пустяковым разговором, она улыбалась и теребила волосы указательным пальцем, скручивая в волнистые колечки. Эрик пил из пиалы зеленый чай с молоком, жевал приторный лукум и слушал девичьи разговоры о лаках и красках для волос, дезодорантах и прочей чепухе, без которой салонные профи не представляли своей работы.
После Нового года Эрик узнал, что арендное место за Эльзой сохранится. К весне она надеялась расстаться с гипсом и вернуться к беспокойным клиентам. Некоторые из них звонили каждую неделю, желали скорейшего выздоровления и любопытствовали, когда незаменимая кудесница порадует старых знакомых искусным мастерством.
Эрик продолжал безропотно выполнять обязанности, в которые впрягся по собственной инициативе. Иногда ему мерещилась дурная развязка их шатких, склеенных бинтами и поездками к хирургу отношений. Эльза рвалась на работу, конфликты с родителями разгорались с новой силой, а Эрик оставался другом семьи. Цель его пребывания у Гофманов затуманилась, решительность в отношении Эльзы угасла. К тому же дома всегда торчала Инесса Самуэльевна. Она была хозяйкой со стажем, помешанной на повседневных приборках. Когда приходил Эрик, мать начинала елозить веником по стертому паркету в коридоре, после чего приступала к мытью полов. То же самое она проделывала в комнате Эльзы, но с меньшим усердием. Потом из кособокого серванта брала по два, по три фужера и под заумные песнопения обдавала хрусталь горячей водой в эмалированной раковине. В следующий приход Эрика мать намывала чашки, пиалы и блюдца; ложки, вилки и ножи тоже подвергались внеплановой обработке. Запыленные фарфоровые статуэтки, стоявшие на серванте, ее не интересовали.
– Ну и как тут не сбрендить? – вопросила однажды Эльза, услышав звон бьющейся посуды на кухне. – И кроме того, – ткнула она пальцем в сторону коридора, – тотальный контроль.
Эрик воспользовался моментом – Инесса Самуэльевна сгребала веником осколки стекла на совок – и подошел к Эльзе. Он подложил ей под спину подушку, придвинул к кровати журнальный столик с заварочным чайником и взял за руку. После полутора месяцев ухаживания за буйной пациенткой Эрик вник во все нюансы ее домашнего существования, смирился с капризами и желаниями. Он знал, когда Эльзе нужно подать чай или какао, помнил, что плитки молочного шоколада ей хватало максимум на два дня, а сухие рогалики с черносливом она ела, чуть не давясь, неделю, лишь бы угодить матери. Эрик следил за поступлением в киоски женских журналов. Владелец палатки восточных сладостей информировал его, когда приходовал новую партию рахат-лукума, земляных орехов и пастилы.
Помня слова отца о напористом, но терпеливом отношении к объекту стремлений, Эрик, стиснув кулаки, дожидался своего часа.
В тот вечер он набрался храбрости и спросил:
– А дальше что?
Эльза, не отрываясь от подростковой игры в телефоне, сказала:
– Не спеши. Валенок скинем – узнаешь.
Заслышав приближающиеся шаги Инессы Самуэльевны, Эрик вскочил, а Эльза перешла на следующий уровень противоборства с морскими чудовищами.
Перед сном Борис Францевич выслушал доклад сына и похвалил джентльмена за упорство.
6
На работу Эльза вышла в конце марта. Эрик вызвался забирать ее вечерами из салона и отвозить домой, но в этот раз от помощи она отказалась. Сказала, что до дома ей двадцать минут по прямой, а ускоренным шагом – пятнадцать и что врач посоветовал разрабатывать отекшую ногу медленной ходьбой. В благодарность за помощь Эльза попросила Эрика позванивать и наведываться в гости.
В апреле они сходили в суши-бар, заглянули в пиццерию и посмотрели разрекламированный американский блокбастер. Ехать на море Эльза не захотела. Эрик тревожил ее по вечерам – днем она возилась с клиентами. Большинство звонков Эльза игнорировала, а если и отвечала, то никакого намека на развитие закисших отношений в ее голосе не сквозило. Похоже, проанонсированная интрига умерла в зародыше.
Перед майскими праздниками Эльза позвонила Эрику.
– Можешь найти квартиру? – щебетала она умоляющим голосом. – Точнее, я и сама в состоянии