Шептала речная волна, обнимая
Подругу-волну: «Эти быстрые струи
Несут по теченью, сестрица родная,
Объятия наши, несут поцелуи».
Но гнев твой кипел в тишине перелеска,
И тысячью глаз своих небо светило,
И только одна среди звездного блеска
Луна, как свидетель печальный, застыла!
А помнишь, весенней порой, дорогая,
В разлив нашу лодку качало волною?
Бурлила река, берега раздвигая,
И черное небо сливалось с землею.
Прокладывал ветер пути непогоде,
Кочующий гром грохотал в поднебесье,
Казалось в тот миг, что в одном хороводе
С грозой налетевшею пляшет полесье.
Усеяли капли дождя твои щеки,
От влаги небесной набухли ресницы;
Под отблески молний, под гул недалекий
В очах твоих юных мерцали зарницы.
Тогда, испугавшись ночного ненастья,
Ты шею мою обхватила в молчанье.
В объятье мы замерли оба от счастья,
И жаром твое полыхало дыханье.
Как мокрые листья, тела трепетали.
Голубка! Слезинка твоя задрожала!
В тот миг мы душою единою стали,
И кровь, закипая, по венам бежала…
Зачем тебе помнить все это? Досадой
Ты грусти добавила мне и страданий.
Печаль моя стала твоею отрадой –
О сердце! Довольно пустых причитаний!
Воспряну! И пусть расставание тяжко,
Но девичья спесь не сильнее поэта.
Уйду, хоть и кажется крепкой упряжка,
И пусть остается твой зов без ответа.
Увы! Это бремя мне снять не по силам!
Владеешь ты мной! Как с тобою проститься?
Как крови велеть не струиться по жилам?
Как дать приказание сердцу не биться?
И как из-за этой обиды, пусть жгущей,
Сверлящей мне грудь, нашу связь разорву я?
Так лист, оторвавшись от розы цветущей,
Поблекнет, увянув, погибнет, тоскуя.
И все же прегордую деву покину.
Нет больше терпенья! Пусть слово нарушу!
И сгину – без солнца весеннего сгину,
Как чахлый росток! Ведь теряю я – душу!
Иегуда-Лейб Гордон (1830–1892)
Хана
Когда я твой образ увидел впервые,
Как будто завеса с очей моих пала.
Исчезли, как призраки, сны роковые,
И новое утро лучами сверкало.
Да будет искуплено все мирозданье,
Коль есть в нем такое, как Хана, созданье!
Что свод полуночный, луной озаренный,
В сравнении с глаз твоих сумраком звездным?
Что розы долин, ароматы Левоны? [1]
С твоим ли сравнятся дыханием росным?
Твой взор – первозданного света отрада.
А лик – отражение Божьего сада.
И пусть не бела, будто снег, твоя кожа
И лоб не сияет небесной печатью,
Пускай ты румянцем с зарею не схожа
И с ланью стремительной видом и статью –
Под тяжестью будней цветешь ты упрямо,
Не зная порока, не ведая срама.
Пускай на руках не сияют браслеты,
Не красят тебя дорогие каменья,
Но в сердце, где Божьи хранишь ты заветы,
Там чары твои, там твои украшенья.
Росинками детства твой облик отмечен,
И знак этот светлый незыблем и вечен.
И пусть ты в неяркое платье одета,
Но свежестью роз твое тело налито;
Как пава, ступаешь тропою рассвета,
Хоть золотом обувь твоя не расшита.
Тебе ли стыдиться простого наряда –
Для многих твой взгляд драгоценнее клада.
Подобна ты солнечной пальме зеленой!
Как пальму цветущую красят побеги,
Так косы тебя украшают короной,
Ты – символ любви, воплощение неги!
Сияет лицо неизменной улыбкой,
И голос звучит твой волшебною скрипкой.
И пусть иногда на лице твоем тени,
Когда ты смеешься – весь мир поднебесный
Тотчас расцветает красою весенней
И юных пленяет лик девы прелестной.
Трепещет мой дух и смущен твоим жаром,
Как робкий фитиль перед пламенем ярым.
И если твой голос во мне отзовется
Звучанием арфы – пусть станет короче
Дорога к тебе и тоска разобьется,
Как в блеске зарниц изваяние ночи.
На этой земле мне темно и тревожно,
И тяжко любить, и забыть невозможно.
Во взгляде твоем есть чудесная сила,
Кто встретит его – тот очнется не скоро.
Немало сердец ты уже опалила
Горячими углями дивного взора.
Сиянье твое даже грустью не скрыто,
И панцирь от копий твоих не защита.
Не думай, что мир предназначен гниенью,
Что режет безжалостный серп ежечасно,
Что вечному мраку, распаду и тленью
Твоя красота молодая подвластна.
Лишь плоть остается во тьме преисподней,
А дух – у подножия Славы Господней.
Поблекнут румяные щеки, как розы,
И сморщится тело, и груди увянут;
В глазах потускневших появятся слезы,
Зима твоей жизни и холод настанут.
И только душе твоей, нежной и сильной,
Не страшно дыхание ямы могильной.
Когда я твой облик увидел впервые,
Предстало мне чудное Божье творенье.
Ты сны разогнала мои роковые,
Смотреть на тебя мне дала наслажденье.
Открой же мне небо, само Совершенство!
И вечным небесное будет блаженство!
Божье стадо
Вы спросите: кто мы? Какого извода?
Народ ли, не хуже любого народа?
Кем видимся мы? Может, крепкой общиной,
Собранием преданных вере единой?
Открою вам тайну – лукавить не надо:
Ведь мы не народ, не община – мы стадо.
Как скот, предназначенный в жертву, вервями
Опутаны мы – и алтарь перед нами.
Покорны судьбе и покорны страданью,
Как Божии овцы, восходим к закланью.
Лугов нам не ведать и зелени сочной:
По воле мудрейших мы связаны прочно.