Активная участница и дипломант крымских поэтических фестивалей. Имеет грамоты, дипломы, благодарности. Награждена медалью «Георгиевская лента – 250 лет».
Реквием
Девятый день после Пасхи. Радоница – поминовение усопших. Я предварительно купила неживые цветы на рынке. Не ношу живые цветы на кладбище после того, как услышала совет от старенькой бабушки очень давно:
– Деточка! Не носи живые цветы на кладбище. Мёртвым – мёртвое, а живым – живое.
С тех пор я так и делаю. Поехала на городское кладбище, где похоронены мои родные.
Не люблю ходить одна в такое скорбное место, но в этот раз пришлось идти одной, не оказалось попутчиков. Рабочий день. Было прохладно и ветрено. Людей в этот день было немного. Обычно бывает намного больше в выходные дни. А может, потому что было прохладно и неуютно.
Как всегда, в первую очередь я пошла на могилку мужа, поставила цветы, сделала поминальный ритуал, постояла, мысленно с ним поговорила и отправилась дальше, к могилам моих братьев. Там также поставила цветы в вазу. Постояла, вспомнила каждого из них. Попрощавшись, я тихонько пошла к могилке отчима. Когда подходила к перекрёстку в центре старого кладбища, то услышала звук, напоминающий скрипку. Я сначала подумала, что это мне послышалось. Откуда здесь взяться скрипке? И, скорее, это был не звук, а плач.
Я остановилась и не могла понять, откуда он. Похорон не было. Скопления людей – также.
Подумала, что кто-то принёс радио и включил, чтобы скорбная музыка разносилась по кладбищу. Тогда я прошла дальше, остановилась и стала прислушиваться. Мне не послышалось. Это действительно была скрипка. Мелодия доносилась обрывками, рваными кусками. Ветер рвал музыку и разносил по кладбищу, и было непонятно, с какой стороны доносилось. Когда я повернула за угол, то увидела стоящего на обочине молодого человека, играющего на скрипке.
– Так вот кто играет! – вслух произнесла я.
На дороге лежал раскрытый футляр, а в нём – монеты, конфеты, печенье. Идущие мимо люди бросали, кто что мог и сколько мог. Подойдя ближе, я замедлила шаг и услышала, как звенели падающие монеты. Их звук больше походил на заледеневшие падающие слёзы, ударяющиеся друг о друга. Скрипач продолжал играть на ветру, который трепал его волосы, струны, холодил сердца прохожих. Парень худощавого телосложения был одет в чёрный старенький костюм. Он играл, не поднимая глаз, смотрел куда-то вниз. У меня же были мурашки на коже. Я тихо подошла, положила купюру в 50 рублей в футляр и накрыла его вязаной шапочкой, лежавшей здесь же, чтобы не унесло ветром. Сзади шли люди и высыпали в футляр по горсти монет. Те падали, издавая звук действительно падающих слёз. Я пошла дальше, но обернулась, чтобы увидеть, как он отреагировал на «щедрое» вознаграждение. Парень продолжал играть скорбное произведение. Я всё старалась вспомнить, что это за произведение и кто автор, Память не хотела мне в этом помочь. Уже я подошла к могилке отчима, поставила цветы и пошла обратно быстрее, чем обычно. Мне захотелось ещё услышать скрипку, боялась, что вдруг он уйдёт. И я мысленно молилась, чтобы парень не ушёл. Скрипач продолжал играть. Теперь я отчётливо слышала музыку, которую так неистово рвал ветер. Она разливалась по земле, уходила вглубь, в землю, и возносилась к небесам. Доносились обрывки музыки, но не целое произведение. Казалось, что скрипка захлёбывалась от слёз, рыдала и ей хотелось донести печаль до каждой могилки, до каждого покойного и сказать, что их помнят, что не забыли, даже тех, к кому уже некому прийти.
Когда я поравнялась со скрипачом, то остановилась, чтобы послушать ближе скрипку. Заканчивая играть произведение, он сразу начинал снова и так продолжал долгое время.
Парню было лет восемнадцать-девятнадцать. Он так же продолжал смотреть вниз сквозь опущенные веки. Я увидела, что у него были уставшие и озябшие руки. Через некоторое время скрипач закончил играть и медленно опустил руки со скрипкой и смычком. Чувствовалась усталость.
– Спасибо тебе за музыку! Спасибо за реквием (вспомнила, подходя к нему). Спасибо от живых и покойных, – сказала я. – Наверное, устал?
– Да нет, ничего, я привык, – смущённо ответил молодой человек.
– Чьё ты произведение исполнял?
– «Адажио» Альбионе.
– Спасибо ещё раз. Низкий тебе поклон. – Я поклонилась ему.
Я пошла дальше, а он стал собирать свой честно заработанный «гонорар за концерт» без аплодисментов, на кладбище. Можно сказать, что это был спектакль одного актёра в таком месте и для таких слушателей. Думаю, что равнодушных не было ни среди живых, ни среди ушедших в вечность, слушающих скорбный реквием на погосте.
Корыто
Наша семья в 1955 году жила на Кубани, в станице Джерелиевской. В нашей семье было семь человек: пятеро детей – четыре мальчика и девочка. Семья жила бедно (бывшие кулаки). В то время у нас не было электрического света и радио. Изба была очень маленькой – мазанка, крытая камышом. Пол также был мазаным: кизяк с глиной. Топили кизяком с соломой, благо были корова и молоко. Купались в деревянной кадке по очереди. Сначала – маленькие дети, затем – постарше и последними – родители. Чтобы вода зимой не остывала, клали из печи раскалённые камни и пучок душистого сена. Керосиновая лампа была одна, в кухне над столом, а на потолке – чёрное пятно от копоти.
Зимой, когда было много снега и был мороз, нас, детей, в школу не отпускали: не в чем было идти. Трое валенок на всю семью, а школа была далеко. Когда сидели дома, то хотелось посмотреть на улицу, что там делается, то процарапывали стекло пальцем, прогревая дыханием, и смотрели в малюсенькое отверстие на улицу.
Вход на чердак был со стороны огорода, к которому была приставлена лестница. Там находились лишние вещи, вёдра, корыто, сено, кукуруза и овощи для семьи и коровы. Были корыто оцинкованное и стиральная доска.
И вот однажды, в зимнюю ночь, с чердака послышались звуки, словно кто-то в дно корыта бил колотушкой. Все от испуга проснулись. Дети, спавшие на кухне на одной самодельной кровати, залезли под одеяло и дрожали от страха.
– Кто там балуется? Неужели кто-то из соседских ребятишек залез и барабанит в корыто, чтобы выпустили оттуда? – сказал возмущённо отец.
– Но ведь чердак закрыт на замок, – сказала мама. – Я его сама лично закрывала на замок. Кто