Жизнь стянута в вазу с черёмухой белой,
и лёд во стеклянном хмелю.
Я в пост не говела, а после болела.
И я «никого не люблю».
Май мается, завтрашний хлад, что вчерашний,
пролив, проблистав в круговерть.
Любимый, ко мне (раньше подлинно страшной)
подходит ли, чудится смерть.
Мне в холод, что зелен, не вскрыт – как укрыться
в прозрачной траве на земле?
Слетелись на блещущий луг, на царицын [6]
павлины с Летейских полей.
Рождается жар в размерзающей [7] тверди,
пух тополя снегом подбит,
шарманка – с подсказкой о чём-то из Верди,
травинкой, «Травьятой» [8] манит.
Но нет тебя, нет… Невозможен наш танец,
дуэт, разговор, менуэт.
И речи твои поведёт самозванец,
в нём царствуешь ты (тебя нет!).
До каждой кровинки, и красной, и белой,
наказана я и молю:
«Прости мне! Я милых теряла, болела,
и я “никого не люблю”».
Наказана, связана, губы немеют
в молчанье. Но больше всего
истерзана тем, что во сне я не смею
коснуться лица твоего
глазами – в глаза августóвского цвета,
прийти (нет, вернуться!) в себя.
Всю жизнь быть в плену отлетевшего лета,
нигде, никого… но любя.
Из сборника «Привал в облаках»
(часть II, «Шансон “Сон”»)
Предзимье. Прогулка по Обводному к Растанной
Л. С-ни
Небо горбится плавно, гóлубо,
солнце – не огонь, подаяние.
Серебрит листва твою голову:
тени, блики, сень увядания.
От кувшинок – полушки талые,
и потуплены улиц головы.
Тихий голос поёт Литанию [9],
улетают птицы из города.
Что ж, прудов опустелых лебеди,
ранний снег ли на ветках бережных,
листопад сквозь дождь – множит тень беды?
Солнца пригоршни – в воду денежкой?
Шаг – канала вдоль уз (с подсказками
от зимы, льда наплыв ли, таянье?).
Умолкала музыка ласково,
застывала даль: «До свидания!»
Пустота стоит, смутно каменна.
Я одна – отрицать и каяться.
Серебрит-темнит амальгама на
паутине слёз… да тоска моя.
Из сборника «Дерево в окне»
(часть II, «Паломничества по Святой земле»)
Из цикла «Открытки из Самарии»
Ночь на праздник Первинок [10]
Безмолвная загадка бытия
недвижный воздух медленно колышет.
Нет, он меня не видит и не слышит,
спит, ровное дыханье затая.
Как трудно и легко с ним вместе плыть,
с ним радость разделять и злоключенья.
Жаль, ничего не в силах он забыть,
замкнувшись, как в колодец заключенья.
Но воск свечи в своём смиренье мудр,
хоть тает дым, как слабая надежда.
Небесный свод – высок и среброкудр,
и как виссон в ночи его одежда.
Из цикла «Эмигрантское»
(субцикл «Первая волна»)
Дагеротип, медальон
Спи, Россия… Из мглы
горько в лоб целовали
те, кто унёс в овале
близких – с глубью земли.
Те, кто хотел бы стать
бабочками в метели [11], —
лишь бы уснуть опять
в детской своей постели,
в тёплой с утра траве,
в мире, ещё зелёном,
в блёстком ещё песке,
в море, ещё морском…
В старом овальном сне
всех ты была прекрасней.
Выжить нам – всё тесней
в мёрзлом, глухом окне.
Сон. Горстка уцелевших приезжает в СПб
(Как виделись бы им старые и непереименованные, за некоторым исключением, улицы города)
Переменится – перемелется.
Доживём?! День наш, канув, денется [12].
Разве можно верить
пустым словам балерины? [13]
Полно (время ночь) откладывать,
полночь, слёзы, лёд – всё смешано.
Там ли (по углам) – Парадная?
Или (по дуге) – Манежная?
За пустынной аркой Красная [14],
Миллионная схалтурена,
на ладонь снежинки ясные
бьют крупой (подштукатурены?).
На коньках влететь в Верейскую
и на рельсах балансировать [15].
В зале Бенуа [16] вальсировать
(чтоб под поезд – по-каренински?).
А с Разъезжей аж до Съезжинской
мостовые переломаны [17].
И дома наши, что снежные,
держатся, да нету дома нас.
И Савельич, с шапкой страшненькой,
Маше (в книжке канареечной [18])
шепчет: «Постарел я, барышня,
да и вы… Эх, мне б копеечку».
Из цикла Future in the Past
Вещи – дóма
Ночь – как бы высказать?
Ночь – вещи исповедь.
Ночь просит искренности,
Вещь хочет высказаться.
В них малая душа
лишь напрокат, на срок.
Застыл – и ни на шаг
блуждавший огонёк,
заложник и залог
(твоё «добро» и зло).
Они верны тебе,
покорствуя судьбе.
Шёлк, дерево, кристалл
и пластик, шерсть и воск —
здесь каждый чем-то стал
и в душу дома врос.
А вдруг они черты —
нет, чёрточки лица
единого? Персты
начала и конца
дать знать нам – им дано?
(Из зеркала в ночи
захлопнуто окно.)
Что ни возьми из них,
лишь о своём молчит.
Но в каждой вещи