Крупинки каши стенки обдирали…
Ведь не помог ей ухо-горло-нос?
Уже ли чудо может быть? Едва ли…
Но к жизни вера всё же ожила.
К ней каждый день воробышек вертался.
Она уже без просыпа спала,
И врач её успехам удивлялся.
…Определили в общую потом
Из одиночки. Счастье-то какое!
Ей сниться стал отцовский старый дом
В большом саду вишнёвого покоя.
Забыли дети… Ладно… пусть живут…
Соседка вдруг однажды позвонила,
Сказала: «Дом родительский снесут…».
Как бы его она ни сторожила.
Да, документов не было совсем…
Детей растя, ей денег не хватало…
Других хватало жизненных проблем…
Она от боли криком закричала!
Ей срыв совсем не нужен был такой…
Ни воробей, ни врач уж не помогут…
Она ушла как будто бы домой,
Но не к себе, а тихим утром к Богу…
Вдохнуть в себя чуть дремлющее утро…
Вдохнуть в себя чуть дремлющее утро,
Когда Господь баюкал тишину,
А на душе божественно, уютно.
Осознавая эту глубину,
Вдруг понимаешь, кто ты здесь и что ты,
Какой ты мелкий в царственности дней,
На деньги в них спланировав охоту
И думая, что с ними ты сильней.
Когда, во лжи погрязший, как в болоте,
С пустой бравадой, что не утонуть,
Пусть даже каждый палец в позолоте —
Ещё однажды сможешь повернуть
И ощутить природное блаженство.
Переосмыслить жизни всей дела.
Пусть много лет идти до совершенства,
Но чтоб душа за всё простить смогла.
Что я скажу, придя туда…
Что я скажу, придя туда,
Когда глаза закроют веки
Здесь, в этой жизни, навсегда,
В простом и смертном человеке?
Когда вопросы зададут
Давно ушедшие родные,
Что им сказать? Что предан труд
И все друг другу как чужие?
Что всё распродано давно
И нет страны, за что погибли?
Так и не понял я одно:
Чего правители достигли?
Страна – как дворик проходной.
Окно в Европу не закрыто.
Менталитет уже не свой,
А то, что было, позабыто.
Что я могу ещё сказать?
Что мир вообще перевернулся.
Всех учат деньги загребать.
От них никто и не свихнулся.
Что молодёжь уже не та,
Её пути совсем другие.
Пенсионеров нищета…
Уж много лет не та Россия.
Идёт разлом издалека,
От ваших тех годов далёких.
И чья-то тянется рука,
Лишая нас корней глубоких.
Не знаю, выживут ли там.
Придя туда, скажу негромко:
«Всех разделили пополам,
И началась большая ломка».
Что скажет дядя мне в ответ?
В Ламсдорфе, 318,
Его погас для жизни свет,
И он «ушёл» чуть-чуть за двадцать.
Что скажет дядя мне другой,
В Смоленской области сражённый?
Ведь гармонист был молодой,
Зачем-то тоже побеждённый…
Что маме я скажу, отцу?
Им? Что в колхозе жизнь подняли?
Всё после них пришло к концу…
Когда скажу, поймут едва ли.
Что я скажу, придя туда?
И будет мне, наверно, стыдно…
В людском сознании беда…
Простите! Это очевидно.
За околицей нравственных помыслов…
За околицей нравственных помыслов
Я не дам потеряться себе
И, людским не завидуя промыслам,
Покорюсь данной Богом судьбе.
От родителей что унаследовал,
От седьмого колена родных,
Окружённый беспочвенно бедами,
Разберусь на дорогах земных.
Всё непросто чертями закручено.
Я пороки спешу одолеть
До незримой сакральной излучины,
Что нас ждёт, под названием смерть.
Никому не стараюсь понравиться.
Мы решаем благие дела.
Одному бы мне точно не справиться
В этом мире из лести и зла.
Дал Господь – есть друзья безупречные,
На развилках не бросят дорог.
И проблемы, что кажутся вечными,
Мы решаем, ведя под итог.
И живём с настроением радости,
Что кому-то поможем ещё.
К нам не липнут ни сплетни, ни гадости.
Мы в годах пожинаем своё.
Хлопочет устало в снегах деревенька…
Хлопочет устало в снегах деревенька.
Уж редко поу́тру поют петухи.
И жить ей осталось, наверно, маленько,
Все плачи и стоны оттуда глухи.
Не слышат их власти, ни слева, ни справа.
У них без неё расфуфыренный нос.
Как будет кормиться родная Держава,
Коль техника в сельском хозяйстве в износ?
Натоптанный след по неторным дорогам,
А где-то не видно тропинок с крыльца.
Никто и не бьёт: попривыкли тревоги.
А кто доживает – ждут с честью конца.
Не рвутся туда эмчеэсные силы,
Ведь там не бомбят, идёт тихая смерть.
Порою не знают, копать кто могилы
Там будет зимой – сумасшедшая твердь.
Хлопочет устало в снегах деревенька.
Искрятся, сверкают в огнях города.
А жить ей осталось, наверно, маленько,
И вспомнит ли кто-то об этом… Когда?
Автор выражает искреннюю благодарность благотворителям: Дорофееву Герману Михайловичу и Исламову Марату Альбертовичу.
Анатолий Объедков
Член Союза писателей России, член-корреспондент ПАНИ, автор 12 поэтических сборников. Стихи публиковались в газетах «Литературная Россия», «День литературы», «Литературная газета», в журналах «Наш современник», «Невский альманах», «Север», «Российский колокол», «Литературная столица», «Российская литература», «Новгород литературный», «Поэзия. XXI век