Не стану рассказывать, как все это происходило и сколько раз я пытался изобразить что-то вроде воронки, представляя, что тяну энергию по принципу пылесоса. Пару дней убил в попытках хоть как-то изобразить что-то подходящее, но никакого результата не достиг. Нет, у меня получалось на какое-то время растянуть этот самый участок, увеличивая его в разы, только вот стоило отвлечься хоть на мгновение, как все тут же возвращалась на круги своя, да и изменений в скорости поглощения энергии от этих манипуляций я не заметил.
Все изменилось в одночасье, когда я, наблюдая за вышедшими на очередное дело бандитами, будучи не в силах помешать очередному их преступлению, сильно разозлился и как-то даже без участия разума одним движением растянул этот участок и укутал им одного из бандитов почти полностью.
Передать словами происходящее дальше сложно, если вообще возможно. Энергия хлынула в меня не ручьем и даже не речкой, а какой-то прямо лавиной. Меня сразу же захлестнула настолько сильная эйфория, что я в каком-то смысле даже начал терять себя, чудом не ушёл в нирвану и невероятным напряжением остатков воли смог сдёрнуть с мужика это покрывало, которое сотворил без участия разума. Главное, что это покрывало и не подумало пропадать, как это было раньше, а продолжало тянуть энергию из окружающего пространства словно пылесос, как я и хотел. Для нас с мужиком это воздействие не прошло даром. Мужик за несколько минут под покрывалом, казалось, постарел лет на десять-пятнадцать, я же чувствовал себя в своей бестелесной форме словно спящий младенец во сне, которому захотелось полетать. Кайфовал так, что успокоился нескоро — и то не до конца. Никогда ничего подобного не испытывал и, честно сказать, сам себя начал бояться, когда подумал, что на это можно реально подсесть не хуже, чем на наркотик.
Главное же обнаружил позже, когда с некоторым трудом смог убрать созданное мной покрывало и вернуться в тело.
Нет, рана не излечилась мгновенно, как мне бы очень этого хотелось, но она как бы состарилась. Не знаю, как это все объяснить, я ещё не видел саму рану, но чувствовал, что она подзажила, будто я провел в этом госпитале как минимум пару недель. Странное ощущение, необычное, но приятное, особенно когда я попытался встать на ноги, и у меня это получилось практически без проблем.
Охренел от происходящего и лечащий врач, который во время перевязки долго щупал края этой раны и недоуменно качал головой. Делал он это молча, и я только порадовался, что рана полностью не зарубцевалась, иначе это вообще трудно было бы объяснить. Доктор и так после процедуры, похоже, не выдержал и коротко прокомментировал увиденное:
— Удивительно быстро заживает, так вы быстро встанете на ноги. Сейчас не то, что ругаться не буду, если начнёте больше ходить, а, наоборот, рекомендую вам это делать.
Ему, похоже, самому было интересно посмотреть, к чему это приведёт, ведь такое стремительное заживление пошло несмотря на то, что я тревожил время от времени рану, по крайней мере, в туалет сам ходил.
Ну, это я так думаю, что он себе надумал, на самом деле неизвестно, но уже то, что врач рекомендовал больше находиться на ногах, дорогого стоило.
Похоже, о скуке после этой перевязки мне следовало забыть напрочь, теперь впору было думать, как выкроить время на осуществление всего задуманного.
Просто врач дал разрешение на доступ ко мне посетителей без каких-либо ограничений и тем самым нехило так меня подставил. Как-то я даже не предполагал, сколько на самом деле людей жаждет со мной пообщаться.
Главное — в том, что мне резко стало не хватать времени на осуществление всех своих задумок, виноват я сам и никто другой. Просто, не предполагая, сколько нашлось желающих поговорить со мной журналистов, я решил общаться с каждым из них по отдельности. Глупость сотворил несусветную, чего уж тут скрывать: вместо того, чтобы отделаться от них одним махом устроив такую себе пресс-конференцию, я потратил на общение с ними три полных дня и вымотался как никогда.
Правда и выгоду при этом получил неслабую — хотя бы в том, что статьи этих журналистов отличались друг от друга, выдерживая только основную канву хода событий с разной деталировкой, как бы дополняя друг друга.
Это очень выгодно смотрелось в сравнении с тем, как бывало обычно, зачастую ведь статьи кого-нибудь одного тупо перепечатывались остальными.
Не успел разделаться с журналистами, как случилось награждение, притом меня застали, что называется, врасплох.
Записывая всякое разное в свою тетрадку (а делал я это лёжа на кровати), я чуть подустал и сам не заметил, как задремал. Когда в палату ввалилась толпа народа, я не сразу сообразил, что происходит, и, естественно, не успел спрятать эту самую тетрадку.
Народ, кстати, удивился, когда я от неожиданности спросонку вскочил на ноги и, разглядев, кто зашёл в палату, встал по стойке смирно.
Калинин, который зашёл первым, повернувшись к Берии, который следовал за ним чуть приотстав, произнес:
— Что-то этот майор не похож на тяжелораненого.
Берия в свою очередь, обращаясь ко мне, спросил:
— Ты зачем встал? Тебе же нельзя, наверное.
Первым ему успел ответить оказавшийся за его спиной местный капитан ГБ:
— Врач разрешил вставать и даже рекомендовал побольше ходить
— Да? Странно, первый раз о таком слышу, — удивился Берия, а Калинин спросил:
— Ну, раз уж все равно приехали, может, займемся делом?
Сам процесс награждения прошёл для меня как в тумане. Потерялся немного, чего уж тут скрывать. Всё-таки не каждый день награждают Звездой Героя с орденом Ленина, тем более в первые месяцы неудачно начавшейся войны, когда народ подобными наградами совсем даже не баловали.
Наверное, из-за растерянности я не сразу обратил внимание, что нарком с интересом читает так и лежавшую на тумбочке открытую на последних записях тетрадь.
В руки он её не брал, но интерес высказал явный, да и неудивительно, ведь перед тем, как уснуть, я записал некоторые свои мысли по так называемой рельсовой войне, которую