Приходить в себя было тяжело, и складывалось ощущение, что я будто выплывал из глубин какого-то липкого киселя в попытках просто начать соображать, настолько вязкими, даже тягучими были мысли. Все сразу изменилось, когда мне удалось перейти в свое бестелесное состояние. Тут думалось как всегда, да и появилась возможность осмотреться.
В первую очередь, конечно же, я попытался разобраться, что произошло и чем это все грозит непосредственно нам с братом.
Похоже, без сознания я пробыл недолго, потому что пыль, поднявшаяся из-за разрушения блиндажа осесть не успела, соответственно, и видимость была никакая. Рассмотреть что-либо не получалось ещё и потому, что горевшая до этого керосинка потухла, но, выскользнув наружу, я все равно сразу понял, насколько все плохо.
Прямого попадания авиабомбы в блиндаж не было, она взорвалась рядом, буквально в полуметре от его угла, но дел натворила немало. По сути, этот взрыв, если можно так выразиться, сложил кровлю и стенки блиндажа как картонный домик и завалил все три наката внутрь.
Чтобы хоть как-то оценить нанесенный нам с братом ущерб, мне пришлось вернуться в тело и попытаться добраться до планшетки, которая во время взрыва лежала рядом со мной, и у меня была надежда её отыскать. Дело в том, что там помимо прочего у меня был фонарик, вот и решил я попробовать его найти.
Как ни странно, несмотря на то, что двигать я мог только одной рукой, вторая, похоже, была сломана, и мне приходилось, находясь в теле, терпеть сильную боль, я все же сумел нащупать планшет, а потом и достать фонарик.
Когда наконец получилось его включить и снова перейти в бестелесное состояние, я, оглядевшись вокруг, на миг даже застыл в ступоре. Да и не мудрено это было от открывшегося зрелища, которое совсем не радовало.
Меня от верной смерти спас стол, который сдвинулся после взрыва и принял на себя основную массу завалившихся внутрь бревен, прикрыв мне голову и грудную клетку. Ноги и левую руку завалило этими самим бревнами и, похоже, поломало напрочь. Как бы там ни было, непосредственно жизни моей сейчас ничего не угрожало. Неприятно, конечно, валяться под этими завалами поломанным, но пока не смертельно, чего нельзя сказать о брате.
Ему в отличие от меня очень не повезло, и это ещё мягко сказано, потому что стол, который меня спас, его, можно сказать, убил, потому что он истечет кровью, если нас не откопают в самое ближайшее время.
Упавшие бревна накрыли практически всю нижнюю часть тела брата, но это он наверное пережил бы, а вот отколовшаяся от стола доска, которая пробила правую часть груди, откуда очень обильно текла кровь, не оставила шансов на выживание. Самое противное, что я при всем желании даже дотянуться не мог до места ранения, чтобы хоть как-то помочь. Единственное, что я мог сделать, и сделал, это достать флягу и напоить его водой, да и то с трудом смог справился с этой простой, по сути, задачей. Сложнее всего, как ни странно, было просто открутить крышку фляги одной рукой не разлив воду.
Похоже, именно от воды брат и очнулся. Он как-то быстро осмотрелся, встретился со мной взглядом, на секунду прислушался к взрывам, ухмыльнулся и произнес задумчиво:
— Вот оно значит как. И меня тоже, получается, списали? Ну ладно, так, значит так.
Снова встретившись со мной взглядом, он совсем уж как-то задорно усмехнулся.
— Не удивляйся, брат, а слушай и запоминай. Если можно, не перебивай, чувствую, недолго мне осталось, жаль, что так по-дурацки все, ну да ладно. В моей планшетке с тыльной стороны найдёшь несколько очень важных бумаг, вшитых между стенками. Первая — это названия зарубежных банков, номера счетов и коды с паролями, по которым ты сможешь ими воспользоваться. Там все просто, разберёшься без проблем. Другие бумаги более важные, это список людей, которые работают как бы на Советский Союз, но на самом деле служат не своей стране.
Брат запнулся и попросил:
— Дай ещё глоток воды.
Когда я поднёс ему флягу, он отпил совсем немного и заговорил очень быстро, будто боясь не успеть рассказать все, что хотел.
— Ты спрашивал, зачем я приехал? Так вот, брат, я тебя убивать приехал. Не сам, конечно, был со мной человек, который должен был передать немцам координаты расположения твоего штаба после того, как мы его покинем. Видно, этот человек получил приказ и меня тоже отправить в мир иной, раз сделал это сразу по прибытии. Вряд ли эта бомбежка случайная. Но это ладно, это теперь твои дела, и, надеюсь, ты с ними разберёшься и отомстишь, мне главное — успеть рассказать.
Он снова попросил воды и, сделав буквально глоток, продолжил свою речь.
— Чтобы тебе было предельно все понятно насчет списка людей, начну рассказ издалека, иначе никак. Если ты не в курсе, революция в России случилась не потому, что народ восстал, нет, это тоже, конечно, но главное — это деньги. Да, брат, в это дело очень много кто вложился большими деньгами, и, как ни странно, заработали эти люди намного больше, чем вложили. Но это так, небольшое отступление, необходимое для понимания, главное же, что часть революционеров, организовавших все это, были и есть представители этих финансистов, раздающих деньги на «благие дела», которых по понятным причинам никто не трогал. Всё-таки это заслуженные люди, «преданные революции», — последние слова брат буквально выплюнул и продолжил говорить ещё быстрее, — эти самые заслуженные плотно укоренились во властных структурах, вырастили себе последователей и со всем старанием выполняют указания благодетелей из-за рубежа. Собственно, список этих исполнителей вместе с революционерами-представителями финансистов я тебе и передаю, надеюсь, у тебя хватит ума распорядиться им грамотно и для своей пользы. Не удивляйся, когда найдёшь в этих списках имя моего отца, он не последний человек в этой структуре. Да, именно структуре, нацеленной в итоге со временем прибрать Советский Союз к рукам целиком и полностью. Эти твари уже нехило ограбили государство, но им этого мало, ведь гораздо лучше доить корову не один раз, а постоянно, вот они и лезут во власть. И да, убить тебя решили именно эти деятели, очень уж ты сильно прошёлся по их мозолям своими чистками городов. Так что они приняли решение смахнуть мешающую им букашку с праздничного стола.
Брат говорил все тише и начал даже заговариваться,