Рада притихла. Кажется, Влас видел, как стремительно краснеют щеки малышки.
— И «не руку» тоже убери, — буркнула Радмила.
Конечно же, Тихоновский не послушался. Наоборот, жадно прижался ртом к покатому плечу, изогнутой шее, провел языком, принялся покрывать тончайшую кожу жадными поцелуями.
И не спешил скользить рукой ниже, к бедрам. Пусть и хотелось адски нырнуть пальцами в трусики, содрать их, убедиться, что девочка там мокренькая и ждет его.
Тиха понимал, что с Радой не будет просто. И готов был пройти этот путь вместе с ней. А что еще ему оставалось?
***
Радмила боялась пошевелиться. Даже сделать неровный вдох — боялась. Ну как боялась? Так, очень переживала.
Она ведь не круглая дура, не в лесу родилась, чтобы не понимать, к чему ведет ее решение спать в постели с Тихоновским. Он взрослый половозрелый мужчина, а не какой-нибудь сопливый подросток. И Радмиле было нечем его удивить.
Пробуждение было странным. Волнительным. Радмила за секунду осознала, что и Влас уже не спит, а его руки блуждают по ее телу.
И ей это очень нравилось. Настолько, что Радмила и сама испугалась. Грудь ныла от приятных ощущений, которые хотелось продлить. От того, как почти невесомо и ласково двигаются мужские губы по ее шее и плечу, Раде хотелось взлететь.
Девушка не узнавала себя. Пришлось напомнить самой себе, что она дерзкая и вредная, а не какая-нибудь Жанка-Содержанка, готовая на все.
Впрочем, именно так Радмила и чувствовала себя сейчас — готовой на все.
Разумеется, Влас не убрал рук. И даже не отстранился от нее.
Наоборот. Прижался еще плотнее. Радмила прикусила губу, чтобы не выдать реакции.
Однако Влас словно понял все, что она хотела скрыть от него. Сама не понимала, зачем скрывать. Но пыталась хоть так сохранить остатки гордости.
Тихоновский окутал ее своим горячим дыханием. Оплел руками. Хриплым едва различимым шепотом.
Радмила проиграла всухую. Ее защита рухнула. Впрочем, и не защита там была, а так, иллюзия.
Девушка тянулась к новым порциям откровенных ласк. И сама не замечала, как прогибалась навстречу горячим пальцам, ласкавшим изнывающие соски.
И судорожно, со стоном, выдохнула, когда Влас опустил руку ниже.
— Я осторожно, маленькая моя…, — разобрала Рада сбивчивый шепот.
Она послушно приподняла бедро, впуская ловкие пальцы туда, где было невыносимо горячо, где полыхал неутихающий огонь.
Влас, издав то ли рык, то ли стон, стремительно развернул девушку так, что она теперь лежала на спине, а он нависал сверху.
Радмила не открывала глаз. Боялась увидеть на лице Власа осуждение, триумф от легкой победы, или, что еще хуже, остывающий интерес.
— Не бойся, — хрипло шепнул Влас.
Радмила все же подняла тяжелые веки. Взгляд у Тихоновского был настолько обжигающим, что Рада опешила. Она утонула в нем. Расплавилась. Растворилась.
Вместо слов, Радмила обняла ладонями мужское лицо. Развела пальцы, лаская щеки, виски, уголки рта.
Влас умудрился перехватить кончик ее пальца и слегка прикусить. От этого почти невинного касания низ живота Радмилы прострелило горячей стрелой удовольствия.
— Я не боюсь, — призналась Филатова.
Влас склонился ниже, на миг прижался своим лбом к ее лбу. Радмила чувствовала обжигающее дыхание на своих губах.
И вовсе не противилась, когда твердые пальцы заскользили по ее груди, коснулись живота, застыли на кромке трусиков.
Даже через кружевную ткань Радмила чувствовала легкое давление. Влас поглаживал ее круговыми движениями, то усиливая давление, то отстраняясь.
В какой-то момент Радмила возненавидела собственное белье. Ей хотелось избавиться от него, чтобы ощутить откровенные ласки без всякой преграды.
— Сними…, — чужим, неподвластным ей голосом, попросила девушка.
— Думал, никогда не попросишь, — улыбнулся мужчина.
Радмила не успела ничего ответить. В мгновение ока трусики исчезли, а ее бедра оказались раздвинуты еще шире.
Филатова испытала желание прикрыться. Ну что поделать, а никаких глубоких депиляций и интимных стрижек она не делала. Не считала нужным, не для кого было ей прихорашиваться там. А сейчас стало стыдно.
И когда Влас сдвинулся ниже, Раде теснее сомкнула колени, обняв ими мужской торс.
— Так, ладно, с этим я поторопился, — пробормотал Тихоновский.
Его лицо оказалось на уровне девичьей груди. Радмила протяжно застонала, ощутив влажны губы на себе.
И все мысли испарились из головы Филатовой. Она не хотела думать о том, что будет дальше. Через минуту. Через час. Завтра.
Ей хотелось жить настоящим. Этой минутой. Секундой. Мгновением.
Влас вытворял с ее телом немыслимые вещи. И Рада уже не могла сдерживать стонов. Даже порадовалась, когда ее рот накрыла мужская ладонь.
— Тише, девочка, ребенка разбудишь, — хрипло прошептал Влас, но в голос звучало одобрение.
Радмила, распахнув глаза, взглянула на любимого. В его взгляде читалось обещание сделать все, чтобы Рада стонала и дальше.
Не разрывая зрительного контакта, Влас продолжал ее ласкать. Радмила ощутила твердые пальцы внутри. Как они растягивают ее. Двигаются. Поглаживают. Проникают все глубже.
Рада жадно хватала ртом воздух. Каждая ласка твердых пальцев и горячего рта превращала ее в нимфоманку. Заставляла желать большего.
Тело била крупная дрожь. Бедра непроизвольно двигались навстречу откровенным движениям Власа. И Рада никак не могла заставить себя не стонать.
В какой-то момент любимый жадно прижался к ее рту губами. Раздвинул языком, ворвался глубже. Такими же сводящими с ума толчками он сейчас двигался внутри нее, лаская пальцами.
Радмила ощутила, как ее тело взрывается и рассыпается на миллионы крохотных звездочек. Перед глазами — яркие вспышки. А по каждой клеточке разливается удовольствие.
— Ты охренительная, маленькая моя, — расслышала она горячий шепот.
Сквозь негу, из которой не хотелось выбираться в реальность, Радмила ощутила давление.
Распахнув глаза, перехватила потемневший взгляд любимого. Влас нависал над ней. И, кажется, готов был остановиться. Вот только Рада прекрасно понимала, что случиться дальше.
— Не останавливайся, — попросила она.
Влас приподнял ее бедра, подложив ладони под ягодицы. Рада оплела руками крепкие плечи, шею. Она была готова ко всему, что последует дальше. Будет больно, в этом Рада не сомневалась. Уж размеры Тихоновского впечатляли, особенно ее, неискушенную в интимных делах.
Мужчина замер. Рада чувствовала, как твердая плоть аккуратно