Тот снова посмотрел на погибшего мальчишку.
— Я убил пацана… — В неведомо который раз повторил он.
— Если ты считаешь себя виноватым, значит сегодня проповедник победил. А ты хочешь победы ублюдку, отправляющему детей на войну?
Бычка, повременив, покачал головой.
— Значит не дай ему победить, — сказал я.
— Я ж… — Он сглотнул. — Я ж теперь спать не смогу.
— Селихов! Мужики, вы там⁈ Время все, вышло!
Внезапный голос сержанта Андро Геворкадзе пронзил вязкую и очень мрачную тишину туннелей.
Бычка обернулся на звук. Я посмотрел туда, откуда донесся оклик поверх его плеча.
— Да! Тут мы, тут! — Отозвался вдруг Плюхин.
При этом он немного дернулся. Потом зашипел от боли в сломанной ноге.
Снова зазвучал голос Геворкадзе. В тишине повис его вопрос:
— Поднимаетесь?
Тогда я хлопнул Бычку по плечу. Тот вздрогнул.
— Если уж я нормально сплю, то ты и подавно сможешь. Лады, — я обернулся к Плюхину, — хватит тут сидеть. Поднимаемся на поверхность.
* * *
Асфандиар Кайхани по прозвищу «Шахин» сидел под каменистым выступом низкорослой скалы, что темной стеной уходила вверх, к полному звезд и очень черному небу.
Шахин машинально погладил большую, окладистую бороду. При этом он безотрывно и внимательно, словно сокол — птица, чье название стало его позывным, наблюдал за тем, как душманы выбираются из сухого колодца, спрятанного в скалистых камнях.
Когда мужчины оказались снаружи и стали помогать мальчикам подниматься наверх, один из душманов — крепкий коренастый мужчина, отделился от общей группы.
В спокойной тишине афганской ночи он не спеша побрел к Шахину.
— Кажется, твои уроки не пошли впрок, Шахин, — сказал он хрипловатым голосом старика.
Шахин неплохо знал этого человека — одного из младших полевых командиров знаменитого в этих местах Абдул-Халима. Знал он так же, что Харим не так стар, как можно было бы подумать. И не так тверд душой, как кажется на первый взгляд.
— Об этом судить не тебе, Харим, — проговорил он низким, как гул высокогорного ветра, голосом.
— Не мне? — Харим подошел и присел рядом, на камень. Поправил свой старенький, но ухоженный СКС, что висел у него на груди. — Мы потеряли много людей. Мальчик, сын Юсуфа, которого ты отправил на смерть, тоже не вернулся.
Шахин не ответил сразу. Он уставился на тени, что стояли у колодца и ждали, пока наружу по веревке выберется последний мальчишка. Это давалось мальчику с явным трудом. Видимо, автомат и боезапас мешали ему легко вскарабкаться наверх. Правда, Шахина это не слишком-то беспокоило.
— Идет война, Харим. Война с врагом, которого не стоит недооценивать. И потом, ты должен понимать, что жертвы стоят не так уж много, если учесть, что пока у нас получается водить шурави за нос.
Харим тяжело вздохнул.
— Аллах не возлагает на человека сверх его возможностей, — проговорил Харим. — И эти дети…
Он кивнул на мальчишек, стоящих бок о бок со взрослыми мужчинами. Дети с оружием в руках выглядели несколько нелепо. Автоматы и винтовки в их руках выглядели неестественно огромными. А боезапас в подсумках и разгрузках неудобно болтался на неразвитых телах.
— Разве они способны на то, что от них требуется?
— Твой командир считает, что способны. Иначе он бы не одобрил план Муаллим-и-Дина.
— Я до сих пор скорблю о том, что все, что мы делаем, происходит с молчаливого согласия Абдул-Халима, — Харим сдвинул карабин за спину. Подался вперед, стараясь посмотреть Шахину в глаза.
— Пусть шурави и дальше гоняются за призраком пророка, — возразил Шахин. — И не суют свой нос туда, куда не следует.
— И как долго это будет продолжаться?
— Пока у нас не будет достаточно возможностей, чтобы перенести тайники в более укромное место.
Харим нахмурился.
— Иными словами, ты не знаешь.
Шахин глянул на душмана исподлобья.
— Не знаю, — отрезал он.
— Эти люди — не пакистанские солдаты, — возразил Харим. — Не твои хваленые «Призраки Пянджа». Да и те погибли на советской границе почти в полном составе. Что говорить о детях?
Шахин сжал кулаки так, что хрустнуло. Харим это заметил.
— Ты говоришь, что работаешь на пакистанскую разведку, Шахин, — продолжил давить Харим. — Но мы оба знаем, что это не так. Что теперь наш джихад — не освободительная война во имя Аллаха и освобождения нашего народа. Для тебя она лишь средство мести. Не так ли? И тебе неважно, какими инструментами пользоваться — пусть то твой старый автомат или жизнь ребенка — будущего наших общин.
— Не говори о том, чего не знаешь, моджахеддин, — с мрачной угрозой в голосе сказал Шахин.
— Не знаю? — Харим изобразил удивление. Выпрямился на своем камне. — Все это знают. Все знают, что преследуешь свои собственные цели. Что ты хочешь найти мальчишку, что увел Тарика Хана из кишлака Кундак. Но не знаешь ни его лица, ни имени.
— Мои планы никак не противоречат ни планам ISI, ни планам твоего командира. Все останутся в выигрыше, когда мы закончим.
— Кроме погибших детей.
— Так сложи оружие и нацепи паранджу, если ты так печешься о детях, — зло бросил Шахин.
Харим снова вздохнул. Покачал головой.
— Тебя нужно было бы убить за такое оскорбление. Но в отличие от тебя, я не ослеплен местью и знаю, чего хочу. Меня ведет Аллах. А ты погружаешься во тьму, Шахин.
Харим встал.
— Операция окончена. Сегодня Муаллим-и-Дин не прочтет свою проповедь здесь. Ваш с американцем план работает. Ненависть людей к шурави растет, и советам будет не до того, чтобы искать твои тайники. Но знай — Аллах запомнит твое кощунство. И не оставит тебя безнаказанным.
Харим направился было прочь, к душманам, чтобы скомандовать им тихо возвращаться по домам.
Но Шахин окликнул его:
— Как, говоришь, звали того погибшего мальчишку?
Харим застыл на месте, словно бы его поразило громом. Он медленно обернулся к Шахину.
— Мустафа, сын Юсуфа, — сказал Харим.
— Хорошо. Потрудись, чтобы Юсуф узнал о смерти своего сына. Это будет полезно для нашего дела.
* * *
Наблюдательная позиция Мухи находилась на склоне горы. Командир взвода устроился выше и западнее русла вади, на берегу которого расположились наши наблюдательные группы.
Когда мы поднялись из кяриза, Муха распорядился лично дать ему отчет.
Нам с Бычкой