– Да вот не можем понять, куда нам дале след держать. Ты вроде говорила, что можешь вычуять для нас деревню, так, может, это и Петра касается?
Всеволод не стал упоминать при посторонних, что способность «чуять» относилась вовсе не к колдунье, а к ее подопечному. Одержимый и так привлекал к себе все больше обеспокоенных взглядов марьгородцев. Не стоило пугать людей еще сильнее. По счастью, Врасопряха тут же поняла намек.
– Нет. К сожалению, это невозможно, – развела руками волшебница. – Мои способности не безграничны. Особенно сейчас…
Кудесница быстро стрельнула глазами в Одержимого и выразительно изогнула бровь.
– Хорошо, – принял решение воевода. – Тогда пойдем по следу Куденея, а там видно будет.
Пантелей и Вятка дружно кивнули, хоть выражение сомнения и не покинуло лица следопыта. Виктор вновь занял место во главе отряда, и они снова с чавканьем и бульканьем двинулись по зыбкой, пружинящей шкуре болота.
О том, что могло напугать гордого, надменного Куденея настолько сильно, что он бежал не разбирая дороги, Всеволод старался не думать.
Погода портилась. Ярило скрыл свой лик за набежавшими тучами, и болото тут же принялось окукливаться в шелк тумана. Белесо-сизая пелена прямо на глазах вставала над темными омутами и редкими, разрозненными морщинами мшистых островков. Не прошло и получаса, как зареченские болота доверху наполнила кипящая белая хмарь. Предметы вокруг расплылись и потеряли острые углы, а затем и вовсе скрылись за призрачной сырой стеной.
Взгляд пробивал белую топь не дальше чем на несколько шагов. Но они все равно заметили его издалека – покачивающийся темный силуэт, бредущий им навстречу.
Не сговариваясь, кметы встали плотным строем, наклонили копья, заслонив собой Виктора и Врасопряху – единственных безоружных людей в отряде. Ксыр в расчет не шел: все видели, на что он способен. По приказу Всеволода Тмил скинул с плеча лук и наложил на тетиву стрелу. Изготовился стрелять.
Тем временем тень вынырнула из тумана и оказалась обычным человеком. Скованные напряжением люди облегченно выдохнули. Пришелец, шатаясь, словно пьяный, все ближе подходил к отряду. Вот уже стали различимы железные пластины на груди у кольчужного бахтерца. Бросился в глаза кушак на поясе, когда-то ярко-алый, теперь жутко грязный, почти потерявший изначальный цвет. Показалась непокрытая голова заблудшего, заросшая курчавой непослушной шевелюрой…
Оболь Горица, жалостно повизгивая и непрестанно бормоча что-то себе под нос, споткнулся и, потеряв равновесие, растянулся в жиже. Поднялся. Тряхнул кудрями и, не переставая бормотать, пошел дальше, не замечая ничего вокруг. Точно слепой.
Кметы обступили его, задержали. Принялись засыпать вопросами. Острога не сопротивлялся, но и не отвечал. Он словно не видел окружавших его людей, продолжая бубнить себе под нос полную тарабарщину. Немигающий, застывший взгляд опричника уставился в невидимые дали, блуждая в месте, доступном лишь безумцам. Поняв, что от него ничего не добиться, марьгородцы отступили, и вопросы стихли.
Не сдался лишь Тютюря. Коршуном подлетев к Оболю, Калыга схватил его за грудки и основательно встряхнул. Влепил звонкую пощечину. Звук был такой, словно прачка хлестнула бельем по поверхности реки.
– Где они, Оболь? Где остальные? Где княжич Петр? Отвечай! – терзал опричника Тютюря, сопровождая каждый вопрос новым ударом.
Взгляд Горицы на мгновение прояснился, и он захихикал. Пустил слюну на подбородок.
– Мертвы… Все мертвы! Оно их забрало… Схватило своими волосами и утащило прямо в небо…
– А Петр? – не выдержал воевода. – Что с Петром?
– Все полетели в небо! Фух. Как птицы! И он полетел…
Оболь снова истерично захихикал, затем упал на колени и обмочился. Хихиканье сменилось плачем.
Потрясенные марьгородцы молчали. Долго.
– Гхм… Что дальше будем делать, воевода? – откашлявшись, хриплым голосом спросил Пантелей.
Всеволод оглядел свой маленький отряд. Усталый, покалеченный, изнуренный. Посмотрел на колдунью, под глазами которой залегли темные круги. На ее подручного, все больше походящего на старика. Неужели он заставит их идти до конца? Неужели он зайдет еще дальше и тем самым обречет их всех на погибель? Но и Петра Всеволод просто так бросить не мог. Самоуверенный, запутавшийся мальчишка, соблазненный призраком славы. Что станет с ним? Если он бросит сейчас княжича на произвол судьбы, как он по возвращении посмотрит в глаза Ярополку? Что скажет старому другу, бывшему собрату по оружию?
– Я должен убедиться в словах Оболя. Воочию увидеть… тело, – сглотнув горький ком, упавшим голосом выдавил из себя Всеволод. – Но неволить никого не буду. Если кто сейчас захочет воротиться…
Они не захотели. Возможно, совершив тем самым самую большую глупость в своей жизни. Но как же воевода был благодарен им за это.
– Виктор?
– Я слово дал, что без проводника вас не оставлю, – проскрипел кузнец. – По крайней мере до Горшной Скорбницы, но доведу.
– Спасибо тебе, – искренне поблагодарил кузнеца Всеволод, но мужик в ответ хмуро бросил:
– Напрасно, барин, ты торопишься с благодарностью своей. Мож, скоро проклинать меня за то станешь…
Гриди, с чмоканьем выдернув ратовища копий из грязи, снова изготовились к изнурительному маршу. Пантелей шутками да прибаутками пытался приободрить кметов, но вскоре смолк, поняв, что все попытки тщетны. Рядом с ним громко фыркала лошадка волховуши, недовольная понуканьем Ксыра. Один лишь Калыга не тронулся с места.
– Да вы, похоже, все свихнулись, точно Острога. – Тютюря присел над свернувшимся в калачик Оболем. – Али не слыхали, что он сказал? Наследник марьгородского престола мертв! Хотите отправиться за ним в Бездну? Скатертью дорога! Мне моя жизнь милее, чем взгода [95] Ярополка!
Подсунув руку под плечо Горице, Митрий с трудом поднял его и поставил на ноги. Опричник кулем повис на атамане, продолжая всхлипывать и бормотать. Из воспаленных, красных глаз непрестанно текли слезы, прочерчивая светлые полосы на грязных щеках.
– Мы уходим! Возвращаемся в Марь-город. Можешь радоваться, воевода. Похоже, ты оказался прав. Скверна нам не по зубам, а вот вы, ежели не