– Твою мать, – пробурчала Риан и – к явному разочарованию василиска, захлопавшему крыльями от неудовольствия, – обошла покрытые плесенью горы гуано и взяла Персеваль за руку.
Персеваль негромко заговорила, и обертона в ее голосе казались Риан успокаивающими. Риан яростно заморгала и покачала бы головой, чтобы прочистить ее, но она боялась, что при этом ее увидит тот, кто сидит в темноте.
Она поняла, что ее сознание не осмыслило ни одного слова Персеваль. А Гэвин, что странно, прижался к ее шее, словно раненый попугай, и уменьшился в два раза.
Уменьшал ли он свое тело или просто приглаживал перья, словно птица, Риан не знала, но он, похоже, намекал, что это она должна его защищать, и мысль об этом ее встревожила.
Она сосредоточилась на своих глазах и позволила Персеваль вести ее по хлюпающей массе. Здесь было тепло и влажно, и в воздухе висела аммиачная вонь. Ей на голову капало теплое и липкое гуано.
Вот тебе и чистая одежда.
– На хрена нужны летучие мыши на космическом корабле? – пробурчала она, рассчитывая заглушить декламацию Персеваль.
– Для борьбы с насекомыми, – сказал Гэвин прямо ей в ухо. – И, в свое время, для терраформирования. Гуано летучих мышей идеально подходит как для гидропоники, так и для традиционного сельского хозяйства.
Гэвин был теплый, хотя от машины она такого не ожидала, и точно вписался в дугу под ее подбородком.
«А откуда это знает ручной инструмент, который считает себя мифическим животным?» – едва не спросила она, но решила задать этот вопрос после того, как его когти перестанут колоть ей впадину над ключицей. Он, по крайней мере, закрывал одно ее плечо от струй дерьма.
Персеваль медленно двинулась вперед, и Риан пошла с ней. Теперь она увидела прижавшуюся к стене бледную фигуру, похожую на паука; разглядеть человека было сложно, потому что его покрывал слой грязи. Гуано служило ему превосходным камуфляжем.
Если не считать слоя гуано, на нем больше ничего не было. Руки, до локтей покрытые кровавыми разводами, он поднес ко рту. Его волосы, если это были волосы, представляли собой свалявшуюся в дреды и космы массу, посеревшую от экскрементов и затвердевшую в районе плеч. В его зрачках отражался свет Крыла – два плоских сияющих диска, плывущих во мраке.
Он бросил тушку летучей мыши, и Риан заметила, что в руке он держит что-то еще – нечто короткое и плоское. Видимая часть предмета была размером с ладонь.
– Персеваль, осторожно…
Дикарь бросился в атаку.
Возможно, Персеваль поймала бы его, а Крыло, возможно, его бы остановило. Персеваль отпустила руку Риан и сделала полшага вперед, и крылья метнулись вперед по обеим сторонам от нее – но Гэвин уже спрыгнул с плеча Риан и, дважды взмахнув мощными крыльями, взмыл в воздух.
Гуано в нескольких шагах перед бегущим человеком зашкворчало, задымилось и взорвалось. Риан отпрыгнула назад, заскользила на слое дерьма, но, замахав руками, словно мельница, сумела сохранить равновесие – правда, при этом потянула внутреннюю поверхность бедра.
Но она смотрела на Гэвина; он открыл глаза, и из его глаз вырвался голубой свет заключенной в нем колонии. Повалил дым, запахло горелым аммиаком, и этот запах был хуже, чем вонь гуано. «Словно кто-то кипятит на плите мочу», – подумала Риан, подавляя рвотные позывы. Все летучие мыши мира взмыли к потолку, и воздух наполнился царапающимися, пищащими животными.
– Лазерный резак, – сказала Риан.
Дикарь остановился. Когда облако летучих мышей рассеялось, Риан заметила, что он стоит в круге света по другую сторону от места взрыва; его правая рука, все еще поднятая, сжимала сломанный меч. Гэвин завис в воздухе; удары его крыльев создавали легкий ветерок. Позади василиска извивался хвост.
– Я хочу тебе помочь, – сказала Персеваль, и на этот раз Риан четко ее услышала.
Человек со сломанным мечом уперся ладонями в колени и согнулся вдвое, задыхаясь.
13
Колода
Прах – это ответ; прах, прах повсюду.
На этот раз появление брата не стало для праха неожиданностью. Анкор был увешан флагами, и повсюду толпились роскошно одетые слуги с пустыми, выдолбленными спинами, чтобы можно было увидеть, что у них внутри: они были словно формы для отливки людей. Подносы и курильницы, тарелки и канделябры в их руках были такими же изысканными и зачарованными, как и сами слуги, – и такими же пустыми. Все это было представлением, спектаклем, балом-маскарадом – потому что именно того требовала данная история.
Посреди всего этого сидел Прах, или, точнее, его аватар – пуританин в черном сюртуке и серебристом жилете; в его руке, облаченной в серую перчатку, тикали закрытые карманные часы. Кресло, на котором он сидел, было из черного дерева – или из мечты о черном дереве. Он был точкой сверкающей тьмы, окруженной бессмысленной роскошью.
Этот символизм его радовал.
Он ждал лишь долю секунды – достаточно долго, очень долго для ангела, – когда из столба дыма и потока блесток материализовался Самаэль – все еще босой, в рваных джинсах и без рубашки. Он скрестил руки на голой груди и свирепо посмотрел на Праха.
– Что ломает антимечи? – спросил он.
– Ты о чем? – переспросил Прах. – Прости, но боюсь, что я не понял. Мне нужно больше контекста.
– Что ломает антимечи? Мы же видели, как один из них сломался, да? У человека в коридоре, который не должен быть там. В коридоре, про который никто не помнит.
– Риан про него вспомнила. Ты останешься обедать, Самаэль?
Самаэль медленно убрал руки с груди, явно думая о том, получит ли он что-то от Праха, если не подыграет ему. Похоже, он решил, что нет.
– Ладно, начинай свое кукольное шоу, – раздраженно сказал он и, пройдя мимо Праха к столу, сел в появившееся кресло.
Прах встал, раскрутил свое кресло и снова сел – на этот раз по правую руку от Самаэля. Поставив локти на стол, он наклонился вперед, пытаясь увидеть что-нибудь за стеной волос Самаэля.
– Наверняка у тебя есть время немного развлечься, – сказал Прах. Одним движением руки он расставил вокруг стола другие кресла, все уникальные, все – древние; одно из них было с кистями на подлокотниках и с красной подушкой.
Вокруг них расхаживали официанты с полыми спинами; они подавали блюда – жареного фазана и тушеную говядину, салаты и разные закуски – и разливали по бокалам дюжину видов вина, которое превращалось в дым и исчезало, когда приносили следующее.
Ничего из этого Самаэль не попробовал.
– Как зовут тот антимеч?
Прах забавлялся с