Внезапно чьи-то руки грубо подняли ее. Ну, может, она и упала, но почему они с ней так жестоки? Каждое прикосновение обжигало. Нет, это горела ее кожа, она плавилась в их руках.
Она услышала, что Бенедик говорит, что-то объясняет. Ему ответил другой голос, женский, суровый, но вместе с тем успокаивающий. Зазвучала музыка – колокольчики, флейты и барабаны. Кто-то их сопровождал. Риан лежала на носилках, закрыв глаза, и чувствовала себя вполне безмятежно. Запел глашатай, повторяя снова и снова: «Воздайте им почести, ибо ради вас они совершили это».
На нее упала тень, и Риан пискнула, ожидая новой боли, но что-то прохладное капнуло на ее губы, и она проглотила жидкость, а затем проглотила снова; тонкий ручеек смачивал рот и успокаивал невыносимую тошноту. Риан открыла глаза. Каким-то образом они оказались в могучем городе; постройки перламутрового цвета выступали из стен огромного открытого пространства, границы которого уходили вверх по дуге. Подняв голову, Риан увидела, что позади нее находятся еще одни носилки.
Помимо тех, кто нес носилки, рядом с Риан шагали еще две женщины. Одна была стройной; ее серебристые волосы – поседевшие от старости, а не белые, как у Тристена, – волнами падали на плечи. Она, наверное, была родственницей Персеваль; у нее был такой же вздернутый нос и широкие прямоугольные щеки, хотя время и смягчило их. Но если лицо Персеваль казалось квадратным и слегка незавершенным, то лицо женщины было более точеным, и, когда Риан увидела его, у нее перехватило дыхание.
Другая была ниже среднего роста; ее темно-рыжие волосы были коротко подстрижены, и поэтому каждая кудряшка состояла только из одного завитка.
В ее волосах виднелась седина, а ее веснушчатое лицо казалось не таким квадратным и курносым. По ее левому бедру стучал меч в ножнах – или, что более вероятно, антимеч.
– Риан, – сказала Риан, когда вода перестала течь. Она попыталась поднять руку и представиться.
– Ш-ш, – отозвалась седая женщина. – Золотко, мы знаем, кто ты.
Риан все равно подняла руку и положила ее на предплечье женщины. Но вторая рука – в перчатке – опустилась и взяла ее за кисть.
– Думаю, она спрашивает, как нас зовут, Арианрод.
Арианрод.
Арианрод Калликос?
За ней не сиял свет, над ее головой не было нимба, если не считать того, что в солнечном свете они сияли так, будто облиты ртутью. Арианрод улыбнулась и снова смочила тряпку для Риан.
– Мать? – спросила бы Риан, но, пытаясь приподняться на локтях, она выскользнула из своей собственной головы, словно песок – сквозь пальцы, и упала обратно на носилки, мертвая.
* * *
Когда они покинули зал с мертвецами, Прах повел Персеваль смотреть на солнца. Она молча шла за ним по гулким коридорам. Крыло плыло за ней, касаясь стен кончиками перьев, словно ребенок – пальцами. Даже притом что Прах держался у нее за спиной, Персеваль шла уверенно, зная, что Крыло не позволит ей свернуть не туда. Но Персеваль все равно сжимала кулаки от ненависти – ведь Крыло не даст ей и свернуть в ту сторону, которая не понравится Праху.
Стремительно открылся шлюз. Она зашла в него. Аватар последовал за ней. С тихим шипением вышел откачиваемый воздух, а затем распахнулась внешняя дверь шлюза.
Персеваль не знала, чего она ожидала, но только не того, что крылья-паразиты, ярко мерцая, поднимут ее в космос. Здесь не было воздуха, о который они могли опереться, но они все равно махали; Персеваль освободилась от мира и от его силы тяжести и вылетела из шлюза, словно бабочка из кокона, укутанная в поблескивающую бронзу.
Холод уже не казался таким сильным. Ей было лишь слегка некомфортно, и она подумала, что крылья – не только ее поработители, но и защитники. Хотя Персеваль ощущала давление на крылья и чувствовала, как текут потоки под ними, она не понимала, как они могут лететь в вакууме, – не понимала до тех пор, пока в ее ухе не зазвучал голос.
Точнее, в ее сознании заговорило воспоминание о голосе: ведь если нет воздуха для крыльев, то нет и воздуха, который может нести звуки. Но колония симбионтов могла убедить ее в том, что Персеваль слышит его – как и в том, что она его любит.
– Возлюбленная, Крыло, как и ты, может приспосабливаться к ситуации, – сказал Прах. – Оно может лететь на солнечных ветрах. Давление света, электромагнетизм и вещество – для него это одно и то же. Не бойся, оно защитит тебя.
Он подошел к ней сзади и завис сбоку от нее, словно тень. Персеваль наклонила голову и посмотрела вниз, на солнца.
Она и раньше видела их из космоса, но никогда не выходила наружу с одной-единственной целью – повернуться к ним, словно подсолнух, и понаблюдать за тем, как старое солнце приступило к поглощению нового.
Путевые звезды состояли из основной звезды – маленького белого карлика и его более крупного, но легкого партнера, чьей фотосферой он подпитывался. Вскоре равновесие их танца нарушится, и тогда белый карлик умрет – в таких яростных судорогах, что уничтожит все объекты, находящиеся рядом с ним.
Персеваль подумала про мир, который окружал ее со всех сторон, о бесчисленных тысячах жизней. О невинных мертвецах, которых заморозили и сложили в трюмах. О воскрешенных мертвецах, которые работают в доме ее отца.
– Что тебе от меня нужно? – спросила она. Если Прах умеет говорить с ней беззвучно, то сможет и услышать ее ответ.
– Только то, о чем я тебя умолял. Стань моим капитаном, Персеваль Конн. Избавь нас от опасности, снова отправь нас в путь.
– Почему я?
– Ты бы предпочла, чтобы это была Ариан? – негромко фыркнул он прямо ей в ухо.
Это, конечно, не было ответом на ее вопрос.
– Торгуйся со мной.
Персеваль не отрывала взгляд от путеводных звезд, но вдруг подумала, что глаза, возможно, ей не нужны. Похоже, Крыло видит все, что вокруг. И если она чувствует то же, что и Крыло, то может и смотреть на мир его глазами.
Прах кивнул. Персеваль впилась в свою щеку зубами – чтобы чувствовать боль, чтобы не радоваться его одобрению.
– Что ты пожелаешь, возлюбленная?
– Я хочу избавиться от крыльев-паразитов. Я хочу, чтобы ты перестал манипулировать моей биохимией. Мне нужна автономия.
– И тогда ты станешь моим капитаном?
– И тогда я подумаю об этом. Когда ты позволишь мне