– Твоя бабушка была поистине невероятным человеком. Когда ты была совсем маленькой, она пыталась донести до тебя то, что жизнь прекрасна и удивительна уже сама по себе. Что не нужно делать что-то особенное, чтобы наслаждаться красотой жизни. Ты так любила свою бабушку и так хотела быть верной ей, и то, что ты не попрощалась с ней, стало для тебя большой болью. Ты даже готова была наказать себя и навсегда отказаться от наслаждения жизнью. Но это было бы несправедливо по отношению к тебе и к твоей бабушке.
– Дяньдянь, это – ютяо, жареный хворост из муки и специй, любимое блюдо твоей бабушки. Я уверена, что, если бы она все еще была с нами в этом мире, она бы хотела, чтобы ты продолжала наслаждаться едой за нее, потому что ты – ее продолжение и ты – доказательство того, что она существовала.
Дяньдянь смотрела на тарелку с лакомством, стоящую перед ней, и колебалась, не в силах поверить, что Чэн Ю и правда сумел приготовить любимое блюдо ее бабушки.
– Подожди, Дяньдянь, не забудь приправить это блюдо соевым соусом, чтобы оно обрело свой настоящий вкус.
Чэн Ю, словно фокусник, вытащил из кармана коричневого матерчатого фартука небольшой пакетик соевого соуса, затем легким движением разорвал его и полил искрящиеся кристаллы и обжаренные полоски теста.
Хворост на тарелке окрасился в разные оттенки бурого, по комнате разнесся еще более насыщенный аромат, а Дяньдянь дрожащими руками потянулась за палочками.
– Малышка, это очень вкусно! Какой кусочек на тебя смотрит? – негромко сказал Чэн Ю, с улыбкой глядя на нее.
Солнце за окном неспешно закатывалось за дальние горы, и отблески его лучей проникали в кабинет, освещая легким золотистым светом лицо девушки и тарелку с жареным хворостом перед ней.
Дяньдянь палочками отправила в рот кусочек угощения и тут же с удивлением уставилась на Чэн Ю.
Несколько секунд она смотрела на юношу, который стоял перед ней, а потом по щекам у нее неудержимо покатились слезы. Вкус проникал прямо в глубины ее сердца, это было воспоминание о детстве, которое дремало в недрах души, за каждым завтраком бабушка делилась с ней этим вкусом, создавала воспоминание, поэтому, сама того не зная, девушка обрела крепкую, нерушимую связь в памяти, а сейчас Чэн Ю, словно волшебник, руками воссоздавал это воспоминание, этот вкус детства.
– Очень вкусно, бабушка, – дрожащим голосом сказала Дяньдянь на диалекте. В ее сердце ожили воспоминания детства.
Девушка вспомнила, как ее высокая бабушка, одетая в цветистую шелковую курму [18], держа внучку за крошечную руку, маленькими и быстрыми шажками шла по старинным улочкам, пробираясь сквозь толпу, чтобы отведать их любимые лакомства. Эти улочки исчезли, бульдозером их сровняли с землей и превратили в высокие городские здания, но воспоминания об этих ароматах всегда будут жить в глубине ее сердца, как и тоска по бабушке. Неважно, есть она рядом или нет.
Перед тем как закатиться, солнце на мгновение засияло невероятно ярко, и сквозь стекло Дяньдянь, как во сне, увидела облако, обрамленное золотом, и это облако казалось теплым улыбающимся лицом в небе. Лицом того, кто смотрел на нее, прощаясь.
– Какой кусочек на тебя смотрит…
Со слезами на глазах Дяньдянь молча доела ютяо, затем, аккуратно положив палочки перед собой на пустую тарелку, она опустила голову и тихо сказала:
– Спасибо, бабушка, и спасибо, господин Чэн Ю.
Юноша мягко, с нежностью посмотрел на Дяньдянь. Лин молча подошла и положила руки девушке на плечи. Та неожиданно схватила руки ассистентки, зарылась в них лицом и громко зарыдала.
В глазах Лин тоже стояли слезы, они капали вниз, падали на плечи Дяньдянь и на ее собственную одежду, но Лин не двигалась, лишь молча наблюдала за девушкой.
Ее сердце наполнилось грустью и внезапным озарением, как будто раскололся лед, – она была поражена тем, как изменилась, и уже чувствовала, как боль понемногу отпускает Дяньдянь и ей на смену приходит облегчение.
Неужели достаточно просто побыть рядом?
Так они и сидели втроем в кабинете, вместе наблюдая за восхитительным закатом, за светом, который как будто пытался хоть немного задержаться с ними тремя, метался по комнате, не желая уходить, пока последний лучик не скрылся в далеких горах, и только тогда свет спокойно попрощался и заснул.
9
В кампусе было так тихо, что даже тихий птичий щебет прозвучал бы громким предвестником прихода весны. Метасеквойи окончательно сбросили листья, и на земле лежали осколки воспоминаний о былом, но ветви все еще устремлялись к небу в ожидании весны, чтобы снова зашуметь зелеными кронами.
– Здравствуй, зима! – тихо произнес Чэн Ю и, бросив взгляд на бодро шагающую впереди него Лин, остановился и посмотрел на ветки сливы. На сливовых деревьях раскрывались крошечные цветочные почки, на ветвях набухали крошечные сливы, наполняющиеся силами и предвкушением. Когда они проснутся, раскроются ярче и ослепительнее, чем в любое другое время года.
В руке он вертел картину, туго обмотанную шелковой лентой. Картину, которую он подарит Дяньдянь. Если ее развернуть, то на ней можно увидеть бабушку, сидящую в центре и держащую на руках свою маленькую внучку. Перед ними накрыт стол, на котором лежат всевозможные изысканные закуски, слепящие глаза красотой и великолепием. Особенно выделяется банка, полная красных слив, и от всей картины словно веет дивным ароматом лакомств и фруктов.
На празднике жизни всегда нужен кто-то, кто будет рядом и составит компанию, и тогда этот прекрасный момент навсегда останется в наших сердцах.
Чэн Ю глубоко вздохнул, ощутил легкий аромат красной сливы, который переплетался с морозным дыханием зимы. Мир снова стал светлым, тихим и безмятежным.
Лин тоже заметила цветущую багряно-красную сливу, она остановилась, чтобы окликнуть наставника, и ее улыбка расцвела, словно бутон на ветвях.
Психотерапевт улыбнулся и быстро зашагал вперед.
От неба до земли витало чудесное благоухание. Слабый туман медленно рассеивался, стирая границы между небом и землей. Будто небо и земля вновь стали единым целым, как в самом начале мироздания.
Ледяное зеркало

1
Безответная любовь
Чэн Ю рисовал в своем кабинете, мазок за мазком наносил на холст ярко-синюю и небесно-голубую краски, и вот уже на рисунке проглядывали контуры предметов. Но как ни удивительно, в этот раз за