– Но ты же потом велел ей покончить с собой! – не отдавая себе отчета, прошептал я и, как только слова сорвались с губ, поспешно прикрыл рот рукой.
Воцарилась тишина: небо рассекли изломы, надвинулись темные тучи, сгущаясь над нашими головами. Пронесся резкий ветер, вздымая полы моей одежды и раздувая его волосы.
Фигура Ли Лунцзи сгибалась все ниже, и вскоре он полностью превратился в старика.
– Да, я снова сожалею об этом, потому что понял, что поздний бунт подобен пожару в небе и, когда он по-настоящему разгорается, все выходит из-под контроля… Я превратился в призрака, запертого в ловушке раскаяния. – Фигура опустилась на землю и горестно зарыдала.
Вся его жизнь промелькнула передо мной. Душа подростка, желания которого подавлялись, душа, которая никогда не жила по своей воле, пробудившись, захотела найти огонь и свет, даже если это сожжет всю империю.
В этот момент я вдруг почувствовал, что я – это он, он – это я, мы одинаковы, мы оба боремся, не в силах войти в мир такими, какие мы есть на самом деле.
– Не плачь, я такой же, как и ты. Но все, через что ты прошел, подвиги, которые ты совершил, остались в памяти всего нашего народа. И твой бунт, твой пожар в сердце – это самое драгоценное сокровище, которое у тебя когда-либо было. В те дни, когда тебя больше всего осуждали, в твоем сердце пламенела настоящая любовь, – с сочувствием сказал я. Мне действительно хотелось крепко обнять старика, стоящего передо мной, императора, который был всемогущим, как небеса, и в конце концов оказался свергнут.
Его фигура непрерывно дрожала, как рябь на воде.
Небо постепенно затихало, облака развеивались, ветер утих, река текла в вечность, а люди вспоминали историю династии. Но редко кому было дело до того, счастливо и радостно жил верховный император этой династии или нет.
– А что же ты? Обрел ли ты огонь и свет в своей жизни? – продолжал Ли Лунцзи.
Я не мог ответить, из уголков моих глаз медленно катились слезы.
– Я тоже жил так, как этого хотели другие.
Я отвернулся от реки, и сердце мое стало таким же пустым, как далекое небо.
6
Чэн Ю
Выражение лица Сяо Но, который спал перед ним, стало печальным, по его щекам текли слезы и капали на расстеленный в зале ковер.
– Если ты можешь плакать, это значит, что лед начинает таять.
Чэн Ю посмотрел на часы, и на экране появились субтитры, а «Одеяние из радуги и перьев» зазвучало в документальном фильме о культурных реликвиях Великой Тан. Звуки музыки кружили по залу, вокруг дивана и дремлющего подростка, и ласково разносились по комнате.
Прощай, та эпоха.
Чэн Ю мягко сказал:
– Когда придет время, ты будешь медленно просыпаться за беседой с ним. А теперь присмотрись повнимательнее: я построю для тебя мост, ты перейдешь на другой берег реки. Подойди и посмотри поближе, кто этот человек. Как только увидишь – можешь просыпаться.
7
Сяо Но
– …Просыпайся…
Голос раздался над рекой сквозь иллюзию полусна, и сразу же после этого прямо в воздухе медленно возник золотой мост, который протянулся к двум берегам и в итоге превратился в длинную арку.
Сгорбленная фигура на противоположном берегу, держащая лошадь дрожащей рукой, направилась к этому берегу, и в моем сердце возникла паника: отчего же мне так страшно? Однако я все же набрался храбрости и пошел к мосту одновременно с фигурой.
Когда я сделал первый шаг по мосту, я испугался, что мост рухнет, но этого не произошло, он устоял. Я чувствовал крепость моста под ногами.
Под мостом текла река, которая устремлялась на восток, и река эта тянулась сквозь бесконечное пространство и время, а мы пересекли ее по мосту и встретились в просторах этого пространства.
Фигура с каждым шагом выпрямлялась все больше, пока наконец не приняла тот облик, который имела вначале, когда я ее увидел, – старик медленно возвращался к своей юности.
Я подходил к нему все ближе и ближе и видел высокую фигуру, с каждым шагом я шел все быстрее.
Потом я увидел лицо – это был я сам! В этом лице – талант и покорность, молодость и старость шли рука об руку, эта молодость, эта оскорбленная воля к борьбе! Это был я сам!
– Я – это ты, а ты – это я, – прошептал посетитель.
– Нет!!!
Я сильно вспотел. Весь мир превратился в крутящийся вихрь, набирающий скорость! И я упал с моста в сердце реки и увидел бесчисленные фрагменты времени, в которых была заключена тысячелетняя история, люди сражались, люди смеялись, люди жили… Каждый фрагмент быстро уносился потоком воды, подобно листу, отлетевшему от ветки, он мизерен и ничтожен!
И я упал в самые глубины реки времени, где царила кромешная тьма, но на самом дне я увидел слабый свет и услышал голос, направляющий меня:
– Все окончено, просыпайся, Но.
И я поплыл к свету.
8
Сяо Но
Очнувшись от полудремы, я открыл глаза и обнаружил, что зал уже ярко освещен, а передо мной стоит обеспокоенный Чэн Ю.
Я посмотрел на часы, прошло всего пятнадцать минут, но за эти пятнадцать минут я прожил целую жизнь человека, был ли это Сюань-цзун или я, уже не имело значения, но в недрах моего разума всплыли слова, которые он сказал.
«Обрел ли ты огонь и свет в своей жизни?»
Я отер рукавом рубашки пот со лба и молча сел.
Теперь воздух перестал быть удушливым, ветерок мягко шелестел по залу, словно ожидая моего решения. В тот момент я понял, что похож на Ли Лунцзи. Несмотря на то что нас разделяли тысячи лет, несмотря на то что он был императором, а я – всего лишь учеником средней школы. Наши души были едины, никакой разницы.
Зачем мне нужно было узнавать этого императора? Может быть, я точно так же потерял свои подростковые годы в обмен на то, чтобы построить идеальную версию себя, но это было заранее обречено на провал? Каждый подростковый бунт – это поиски себя настоящего, и если насильно подавлять это «истинное „я“», то рано или поздно оно прорвется в более ужасающей