Грин стоит, опершись спиной о забор. Вода стекает по его лицу, задумчивому, грустному. Полицейский поднимает голову к темному небу, сверкающему и грохочущему, закрывает глаза, хмурится. Как же всё это… бессмысленно. Не верил же, не хотел приходить, но чертов информатор оказался прав: Журавль действительно принимает у себя зараженных. Неспящие – так их называют?.. Это уже действительно слишком.
Когда прибыл наряд, Журавль пытался что-то объяснить Грину, умолял, даже предлагал деньги, но полицейский лишь кричал:
– Я и без того закрываю глаза на твоего старшего… на Глеба, выродка твоего, мародера! Да, знаю, что ходит в Европу и что сейчас он там! А ты… ты тут еще и бизнес делаешь! Сколько они платят за это? А?! Сколько?!
Потом в подвал ворвались люди в белых костюмах биологической защиты, начали всё поливать обеззараживающим раствором, проверяя приборами наличие вируса. Семейную пару, стоявшую смирно и не сопротивлявшуюся, нарядили в специальные костюмы. Но когда один из сотрудников хотел взять младенца, женщина сорвалась: с воплем бросилась к прозрачной коробке. Еле смогли удержать.
– Не трогайте моего ребенка! – кричала женщина, вырываясь. – Ублюдки! Вы все сдохнете! Вирус сожрет вашу гнилую империю!
В синий фургон завели троих: двух зараженных и Михаила Сергеевича (до этого он буквально на коленях умолял, чтобы его жену Марию оставили с детьми). Младенца занесли в той же коробке. Он мирно спал. Всё еще живой…
Они уехали десять минут назад. Грин вспоминает удаляющийся фургон, парящий в двадцати сантиметрах над дорогой на магнитной подушке. Второй фургон стоит здесь, на обочине.
Из калитки выходит один из сотрудников в костюме биологической защиты. Он поднимает прозрачное забрало и обращается к Грину:
– Сэр, дезинфекция произведена. Опечатывать дом?
– Нет, – говорит тот, не открывая глаза. – Только подвал. Что-нибудь нашли?
– Да. Подземный ход. Предположительно ведет в Европу.
– Замуровать.
– Есть, сэр… – Сотрудник застывает в нерешительности.
– Что-нибудь еще? – Грин наконец открывает глаза.
– Никак нет.
Сотрудник, отдав честь, разворачивается и уходит в дом. Грин провожает его взглядом и тяжело вздыхает. Что же теперь будет? С той парочкой понятно: повторная дезинфекция, допрос в управлении, затем выдворение обратно в Европу. Михаилу промоют мозги, может быть, выпишут штраф и отпустят. Более суровому наказанию его не подвергнут, Грин сам позаботится об этом. Всё же с детства знакомы… А что ждет младенца? Навряд ли его отдадут зараженным родителям.
Грин вздрагивает от внезапной мысли. Ребенок спал. И был жив. Значит, у детей зараженных иммунитет… Возможно, еще есть надежда на создание лекарства? Но если лекарство и будет, кого лечить? Неспящих? Они скоро сами вымрут, их осталось-то пара тысяч. Дроны-чистильщики уничтожат трупы, а вирус, как известно, в открытой среде живет не больше недели… И тогда Европа вновь станет свободна. Зачем лекарство? Зачем?
Дождь кончается, из-за туч наполовину выглядывает луна. Бледный свет озаряет пустой город. Грин вздыхает, достает из кармана сигарету и, включив, вставляет в уголок рта. Сизый дым выходит из ноздрей.
Поверх крыш частных домов полицейский видит темную громаду восьмиметровой Стены, отделяющей мир от Европы. Со стороны зараженной зоны летит стая птиц. Грин внимательно наблюдает за их приближением, хоть и видел это уже тысячу раз. Когда до Стены остается метров сто, снизу вырываются багровые лучи, пронзают пространство и уничтожают пернатых – потенциальных переносчиков вируса.
Полицейский опускает голову. Чертова зараза, чертова Европа, чертовы неспящие… чтоб вам всем… Выдыхает дым. Нужно сообщить в управление, чтобы с Мишей обращались помягче.
Перед взором Грина вновь встает прозрачная коробка. Живой… Последний раз он видел живого младенца двенадцать лет назад, и это был сын Михаила – Витя.
Полицейский резко втягивает прохладный воздух, рукой закрывает глаза. Его начинает трясти. Зубы стучат, из приоткрытого рта вырывается чуть слышный стон. Нужно идти – дома ждет беременная жена.
Глава VII. Европа
30 августа. Светлый Бор. Витя
– Мама, – говорит Витя, подкидывая в руке небольшой синий мячик, – а когда папа придет?
Она не отвечает.
Тогда Витя встает с ковра и забирается с ногами на мягкий кожаный диван, где сидит мать. Комната освещается лишь огнем из камина, отблески пляшут в глазах Марии.
– А Глеб? – Сын заглядывает ей в лицо.
Она не отвечает.
– Папу забрали вчера… – Витя смотрит на теперь уже красный мячик.
– Два дня назад, – поправляет мать слабым голосом.
– А когда ушел брат?
Она не отвечает.
Сын молча кладет голову ей на колени. Зеленый мячик выкатывается из расслабленной ладони, падает на ворсистый ковер и исчезает.
Камин искусственно трещит, языки пламени прыгают с одного нетлеющего бревнышка на другое. Что-то мокрое падает на Витину щеку, но он не поворачивает головы. Сын всё понимает, и мать не пытается спрятать слезы. Она гладит Витю по волосам.
Неожиданно раздается скрип открывающейся двери. Из прихожей доносится механический голос:
– Добрый вечер, Михаил Сергеевич. Ваша почта: три сообщения. Желаете прослушать сейчас?
– Папа? – взволнованно говорит Витя, выглядывая из-за спинки дивана.
Мария, вытирая ладонями щеки, спешит к двери. По лестнице со второго этажа быстро спускается Катя.
Михаил стоит, прислонившись к стене. На согнутой руке висит темно-синий плащ. Бледное лицо осунулось – видимо, не спал все два дня.
– Миша… – всхлипывает Мария и обнимает его, уткнувшись в худое плечо. Немного успокоившись, тихо спрашивает: – Ты рассказал полиции?..
– Они сами догадались, – говорит Михаил и смотрит на детей. Те встали у лестницы, не решаясь вмешаться в разговор.
– А младенец?.. – Мария чуть отстраняется, прикладывает к носу тыльную сторону ладони. Ее красные глаза наполнены слезами.
Михаил долго молчит, прежде чем сказать:
– Я сделал всё, что мог… Его забрали. В НИИ.
* * *
Небольшой спальный район застроен многоэтажками. Выглядит всё прилично: окна целы, двери подъездов опечатаны, почти все квартиры заперты. По слухам, во многих осталась мебель и прочие хозяйские вещи. Здесь мародеров нет – полиция не дремлет, да и дроны часто устраивают рейды.
Витя стоит в подъезде, то и дело поглядывая в окно. Руки скрещены на груди, капюшон серой кофты низко надвинут на лоб. На ногах – шорты ниже колен и сандалии, совсем не по погоде. Он смотрит на серый подоконник, мокрый от дождя и сплошь усеянный белыми кляксами. Скоро должен прийти Степка – лучший и единственный друг. Да и с кем еще дружить, если в целом пригороде всего двое мальчишек?..
Непосвященным в подъезд не пробраться: для этого нужна определенная ловкость. Лестницей служит стоящий у дома тополь, ветви которого тянутся до второго этажа, к единственному открытому окну. Со стороны его не