Степа – хороший товарищ: много раз выручал из всевозможных передряг, оправдывал перед родителями, помогал с математикой. Да и вообще, они столько всего вместе пережили, столько сокровищ нашли, исследовали весь западный берег, вплоть до Стены. Недавно пытались перейти по мосту на восточный берег, к небоскребам – ну, туда, где цивилизация, – но не смогли скрыться от копов. Так и остались на своем берегу, в скучном городишке между рекой и Стеной.
Это словечко Витя услышал от брата. Тот объяснил, что так предки называли полицейских, пока их не заменили дронами. Папа рассказывал, что целых пятьдесят лет этой профессии не существовало, однако после возведения Стены потребовалось охранять человечество от вируса. Но дядя Дэн тогда сказал, что полицейских ввели из-за мародеров, которые совсем не боятся жестянок. Дронов то есть.
Степки всё не было. Неужели он дождя испугался? Или опять мама не отпустила? А Витя ведь предупредил заранее, что разговор серьезный, только с глазу на глаз… Он придумал идеальный план. Ну, почти. Главное – вновь не встретить патруль, а там уж как пойдет. Брат всегда говорит: импровизация – лучший план.
Брат… Вчера Витя подслушал разговор родителей. Мама переживала, что Глеб всё еще не вернулся, а отец ее успокаивал. Придет, мол, задерживается. Но его нет уже целых две недели!
За окном раздается шелест листвы и треск веток. В окне показывается мокрая рыжая шевелюра, затем конопатое лицо. Слышно кряхтение, невнятное бормотание. Степка, поскользнувшись и чуть не упав, наконец забирается на подоконник.
– А, черт, – ворчит он, рукой стряхивая капли с куртки из гидрофобного материала.
– Привет! – ободряюще говорит Витя.
Они обмениваются крепким – насколько хватает сил у мальчишек – дружеским рукопожатием. Затем Витя подходит к окну и закрывает его, оборачивается и серьезно спрашивает:
– Хвост не привел?
– Нет, что ты! – обиженно отвечает Степка, утирая рукавом воду с носа. – Зачем ты меня звал?
– Вечером… – шепчет Витя, заглядывая в окно – не подслушивает ли кто? Недолго молчит и продолжает: – Вечером идем в Европу.
– Сегодня?.. – Степка шарахается, выпучив глаза.
– Да, в двадцать ноль-один у будки.
Назначать время с лишней минутой научил брат. Непонятно, зачем это нужно, но Вите нравится.
– Ой… – Степка растерянно моргает. – Там же вирус, и зараженные, и мутанты, и голые людоеды…
Да, Витя не забыл про бесчисленные опасности, особенно про голых людоедов. Он сам придумал историю о том, что где-то в центре зараженной территории обитают каннибалы. Это очень впечатлило доверчивого Степку.
– А еще папа рассказывал, – продолжает друг, – что за Стеной водятся целые своры диких собак.
– Сегодня вечером выходим, – повторяет Витя. – В Европе мой брат.
– Глеб? – Степка удивленно смотрит на него. – Он же ходит туда регулярно, зачем нам-то…
– Его нет уже две недели, и, по-моему, он в беде.
Повисает неловкое молчание. Степка мнется, хочет что-то сказать, облизывает пересохшие губы. Его взгляд бегает, обводя подъезд.
– Что, страшно? – с презрением спрашивает Витя.
– Нет, – серьезно отвечает Степка, мигом взяв себя в руки. Он смотрит Вите прямо в глаза, а потом снова отводит взгляд. – У меня просто рюкзак не собран.
Витя добродушно улыбается. Степа улыбается в ответ, но губы его дрожат.
– Тогда до вечера. – Витя хватает ладонь друга и крепко пожимает, тот вздрагивает.
– Да, – говорит Степка, глупо улыбаясь и косясь на их сцепленные руки, – до вечера…
* * *
Редкие капли барабанят по крыше ржавой будки. Она стоит на обочине старой дороги, расчищенной от строительного мусора. Улица ничем не отличается от других, примыкающих к границе: вместо домов – груды сломанных кирпичей, куски бетонных плит вперемешку с арматурой, битым стеклом и известкой. Когда-то стоящие тут здания были пущены на строительные материалы при возведении Стены. От целого пригорода на западном берегу Волги остались одни руины.
Рядом с будкой из трещины в асфальте растет трехметровое деревце. Витя не знает его названия, но уверен, что это не тополь и не береза. Небольшой овальный листок занимает пол-ладони. Витя треплет уже пятый, а Степка до сих пор не пришел.
Неужели все-таки струсил? Но ведь обещал быть, а если Степа что пообещал, то точно сделает. Он ни разу не подводил, друг же. Просто задерживается, наверное. Рюкзак собирает или еще что…
Витя смотрит на браслет, плотно обхватывающий левую руку. Тот выпускает голограмму часов. Четыре объемные цифры парят над запястьем, посередине мерно мигают два шарика. Прошло уже десять минут после оговоренного времени.
А может, Степка пришел не к той будке? Ну нет, сколько раз были здесь, он не мог перепутать… Надо позвонить. На левой ладони появляется меню. Витя проводит пальцем сверху вниз, тычет в имя Степы.
– Устройство абонента находится на калибровке в сервисном центре, – сообщает приятный женский голос. – Корпорация «Социал Коммуникейшн» приносит извинения за доставленные неудобства…
Точно, Степка вчера уронил свой браслет, когда показывал, как мастерски крутит его на пальце. Витя с досадой чешет затылок.
Солнце уже опускается за Стену, и та накрывает улицу серой тенью. Становится холоднее. Дождь превращается в мелкую морось. Последний день лета подходит к концу.
Проходит еще десять минут.
– С-степа, – выдыхает Витя, подергав лямку рюкзака. Он негодующе смотрит вдоль пустой улицы.
Неужели не придет? Это ж не по-дружески! Такой серьезный поход, даже важнее того, к небоскребам… Хоть тогда и не удалось – кто ж знал, что на мосту сработают датчики движения? Но теперь-то они точно не попадутся так глупо: пойдут по безопасной тропе, которую показал брат.
Тогда Глеб сказал, что Витя, когда вырастет, сможет сам ходить в Европу. «Там нет ничего страшного, – говорил он, – если знать три правила. Первое: не подставляйся! Второе: импровизируй! Третье… когда повзрослеешь». На следующий день брат ушел. И вот уже две недели не возвращается.
В конце улицы загорается что-то лунно-белое. Витя хмуро всматривается. Неужели идет? А фонарик, фонарик-то зачем?!.
Издалека доносится странный звук. Сначала тихо, потом всё громче. Неясный свет приближается. Витя наконец понимает, что это. Глаза его округляются; он ныряет в темный проем будки. Мимо с мерным гудением проносится патрульный байк.
В плечо больно упирается камень, но страшно даже шелохнуться. Витя лежит неподвижно, пока шум двигателя не стихает окончательно. Черт, теперь коп будет разъезжать здесь до ночи. И сдались ему эти руины…
Витя возится, звеня битым стеклом. Нерешительно встает на ноги. Его куртка вся измаралась, штаны тоже. Он пытается отряхнуть их, но только размазывает грязь по ткани.
Улица беззвучна. Дождь перестал. Витя