Наложив совокупность данных параметров на типологию Титмасса, Эспинг-Андерсен выделяет три типа (или как он их называет «режима») государства благосостояния: неолиберальный (американский), социально-демократический (скандинавский), консервативно-корпоративистский (франко-германский).
При этом неолиберальный тип характеризуется относительно низким уровнем декоммодификации, относительно высоким уровнем расслоения с точки зрения неравенства доходов и государственным вмешательством, для которого более типично регулирование рынка, чем предоставление прямого социального обеспечения. В неолиберальной модели социальная помощь в рамках определенных минимальных потребностей оказывается по остаточному принципу бедным и малообеспеченным слоям населения, неспособным самостоятельно добыть средства существования. По сути дела, речь идет об обязанности государства предоставить определенный минимум социальных гарантий всем членам общества.
Социал-демократический тип, напротив, характеризуется высоким уровнем декоммодификации, низкой степенью расслоения и прямым государственным обеспечением, регулированием и финансированием программ помощи малоимущим слоям общества. Социально-демократический принцип (который также называют либерально-социалистическим), первоначально основанный на концентрации общественных фондов поддержки профсоюзных и иных демократических общественных организаций, позднее распространился на всех граждан государства, имеющих права на равные льготы, независимо от степени нужны и трудового вклада.
Франко-германский корпоративистский тип отличается соединением черт первых двух типов. В нем обнаруживается достаточно высокое расслоение по доходам и социальному статусу при значительной декоммодификации, которая происходит через жесткое регулирование бесприбыльных производителей, а не через прямое государственное обеспечение 94.
Отметим, что концепцию Эспинг-Андерсена критиковали по многим позициям. Во-первых, сам набор параметров классификации представлялся ограниченным. Во-вторых, при всей стройности предложенной модели напрашивалась необходимость включения средиземноморского блока государств, религиозного и гендерного факторов, культурной и географической обусловленности и т. д. Эти вопросы требовали своего разрешения.
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ ВЫБОРА МОДЕЛИ БЛАГОСОСТОЯНИЯ
Как объяснить, почему достижения государства благосостояния (например, процент от ВНП, расходуемый на социальную безопасность) достигли более высокого уровня в одних обществах, чем в других? Все ли объясняется экономическим ростом? Британский социолог Н. Мэннинг отмечает, что один из источников, определивших исторически различия «режимов» (типов) государств всеобщего благосостояния, – влияние левого крыла политической власти, в том числе трудовых движений в различных странах 95. Влияние этого фактора принципиально даже при относительно равном уровне экономического роста.
С этой точки зрения источники, размер и щедрость государства благосостояния зависят от политических сил и общественных объединений. Там, где средние классы убеждены, что в их интересах поддерживать потребности рабочего класса в расширении государства благосостояния (как в Скандинавии), там частный сектор услуг переполняется и средний класс сосредотачивается на качественном проникновении в государственный сектор. Если же интересы рабочего класса плохо представлены (как в США, например) или интересы среднего класса переместились с государственного обеспечения на частный рынок (как в Великобритании), тогда достижения и качество обеспечения государством социального благосостояния пострадают 96.
Н. Мэннинг предложил собственную типологию моделей государства благосостояния, особенностью которой является ставка не столько на экономическое обеспечение социальной политики, сколько на политическую систему управления социальным обеспечением и решения социальных проблем общества.
В основе плюралистской модели – свойственный американскому либерализму характер политической системы. Она открыта для внешнего влияния, и граждане (индивидуально или в организованных группах) имеют много возможностей влиять на формирование и воплощение социальной политики. Тот факт, что имеет место выборная политическая система, обозначает, что политики вынуждены заботиться об интересах своих избирателей. Они будут принимать отзывы граждан о состоянии предприятий социальной сферы и пытаться решать назревшие вопросы. Также серьезное влияние на осуществление данной модели оказывают так называемые группы давления – добровольные ассоциации, церкви, профсоюзы и деловые организации, которые лоббируют в политике свои интересы.
Модель элит характеризуется тем, что социальную политику реально определяют влиятельные индивиды и группы из определенных кругов. Обычным людям очень трудно влиять на социальную политику. Мир людей, «делающих» политику, и в том числе социальную, на самом деле защищен от внешнего влияния. В этом мире большое значение имеют так называемые политические сети, т. е. взаимодействие по устоявшимся, выработанным годами каналам, использование связей и т. д. Это мир элиты. Например, высшие французские государственные служащие почти полностью набираются из выпускников Ecole Nationale d’Administration. В Великобритании это тоже выпускники элитных учебных заведений.
С другой стороны, группы, которые формируют социальную политику, реже выдвигаются из культурно интегрированной элиты, чем из элит, рожденных корпоративной структурой власти в современных индустриальных обществах. Так формируется корпоративная модель социальной политики. Предполагается существование трех ключевых корпоративных групп, таких как профсоюзы, представляющие власть и интересы рабочих людей, бизнес-сообщество и само государство. Между тремя этими группами распределены ключевые властные блоки, которые и определяют форму и структуру социальной политики. Они постоянно дискутируют друг с другом по поводу уровня заработной платы, общественных расходов на социальные и другие услуги, ставок налогов. Это типично для многих европейских стран, особенно для Германии и Франции. Однако возможным и реальным последствием подобного процесса является ситуация, в которой нужды слабых и незащищенных групп могут выпасть из поля зрения или игнорироваться.
Наконец, Мэннинг выделяет модель государства благосостояния, социальная политика которого формируется бизнес-сообществом. Исходный тезис этой модели признает существование только одной подлинной элиты, которая утверждается экономической властью. Мэннинг называет эту модель марксистской, поскольку вся система социальной политики в данном случае подстраивается под интересы сильных экономических групп 97.
МИРЫ ГОСУДАРСТВА ВСЕОБЩЕГО БЛАГОСОСТОЯНИЯ
Таким образом, в 1990-е гг. в результате многочисленных попыток выяснить, совокупность каких факторов определяет различные траектории благосостояния, в научной литературе по проблематике государства всеобщего благосостояния выявились три обобщающие тенденции.
Согласно логике индустриализма, рост государства всеобщего благосостояния и межнациональные различия в его создании являются продуктами экономического развития и его демографических и социальных последствий. Сторонники концепции политической классовой борьбы исходят из тезиса, что уровень концентрации рабочего класса и сила левых партий являются определяющими факторами как объема программ государства благосостояния, так и их перераспределительного влияния 98. Наконец, согласно трактовке центристов, структура государства и формирующая политику деятельность бюрократов (которые рассматриваются как относительно независимые от влияния социальных сил) являются основными источниками межгосударственных различий в программах государства всеобщего благосостояния.
Наряду с этим возраставшая популярность государства благосостояния актуализировала необходимость решения вопросов: насколько применимы модели государства всеобщего благосостояния за пределами экономически развитых стран Запада; каким образом должна и может учитываться специфика разных стран. Возникли вопросы о существовании конфуцианской модели государства всеобщего благосостояния, применимой к странам Восточной Азии, или особой модели, применимой к Австралии и Новой Зеландии. Особый интерес вызывали изменения в социальной политике стран постсоциалистического блока.
В результате в течение полутора десятилетий появилось