Так что рядом с запонками я решила положить еще и письмо.
Прошло уже четыре дня с тех пор, как император вызвал герцога Флойена во дворец.
«Герцог Флойен, почему мы до сих пор не знаем имени предателя?»
Император вдвое (если не втрое) увеличил число дворцовых стражников, вдобавок лучший воин страны был на посту, однако все равно не чувствовал себя в безопасности. Это выводило его из себя.
«Ни на миг нельзя расслабляться!»
Он боялся, что герцог может предать его или в любой момент появится пособник того злоумышленника.
«Если ты посмеешь предать меня, Регис, уж поверь, это разрушит все, чем ты дорожишь!»
Император сжал зубы.
В этот момент в кабинет вошел лорд-камергер.
— Ваше величество, герцог Флойен просит аудиенции.
Император посмотрел на перстень.
«Ну наконец-то».
Он усмехнулся и провел пальцами по кольцу.
«Вот и славно, давно пора узнать, кто за этим стоит».
— Передай герцогу, что я буду ждать его вечером, — отрезал он.
Конечно, они могли бы поговорить прямо сейчас, но он предпочел выждать.
«Он не спешил выполнять мой приказ, вот и я не буду. Пусть тоже подождет».
Камергер тихо и осторожно добавил:
— Ваше величество, есть кое-что еще…
— Что же? — встрепенулся правитель. После просьбы об аудиенции его настроение заметно улучшилось.
Собеседник нервно сглотнул.
— Приближенные министры и чиновники подали официальное прошение о возвращении наследного принца во дворец.
При слове «возвращение» глаза императора сверкнули яростью.
— Неси его сюда!
Камергер протянул правителю золотой поднос с прошением. Через мгновение после того, как тот развернул лист бумаги, его лицо помрачнело.
— Безродные ублюдки! Да как они посмели… — Он скомкал и бросил документ на пол.
— Что? Подобрать принцу подходящую спутницу жизни и обучать его как будущего наследника?! Да они рехнулись! — Император нервно ухмыльнулся. — Я еще в самом расцвете лет, а трон мне как влитой. По их мнению, я похож на придворного шута?.. Просто так здесь место берегу? Да как такое могло прийти в их отнюдь не светлые головы?!
Камергер ощутил, как к горлу подступает комок при виде этой почти маниакальной одержимости властью. Он незаметно отвел взгляд, сохраняя молчание, чтобы пламя гнева не перекинулось на него.
— Схватить этих идиотов, — ледяным тоном приказал император.
Не желая еще сильнее разочаровать правителя, камергер покорно ответил:
— Будет сделано, ваше величество.
Я взяла перо и собралась писать.
«О чем нормальные люди обычно говорят со своими отцами?»
Я не знала ответа. В прошлой жизни меня воспитывала мать-одиночка, а в нынешней — отношения с отцом сложились непростые.
«А ведь в этой ситуации я даже не могу просить помощи у Мерилин».
Я заметила, что ученик отца с интересом смотрит на меня.
— Чего тебе?
Он как будто ждал вопроса.
— И что ты делаешь?
— Ах, просто решила написать записку.
— Правда? Кому же?
— Отцу.
Его взгляд слегка смягчился.
— Уверена, что писать ему — хорошая идея?
Я уже хотела было съязвить, мол, ему-то откуда знать, — но промолчала. Все же он был учеником отца и проводил с ним достаточно времени, поэтому наверняка разбирался в характере наставника, в отличие от меня.
Но, похоже, ему это особо не помогало.
«Не слишком ему доверяю, но…»
Я отложила перо и позвала этого грубияна.
— Прошу прощения, но…
Я боялась, что он меня проигнорирует, однако мне повезло: юноша сразу же откликнулся.
— Что?
— О чем ты обычно разговариваешь с моим отцом?
— Ты об учителе?
— Угу.
Парень выпрямился и задумчиво погладил подбородок, а потом снова откинулся на спинку дивана.
— Тут и сказать нечего. Мы не очень часто разговариваем.
Я была ошеломлена краткостью ответа.
«Хотя чего я ожидала? Отец немногословен, да и этот нахал не слишком болтлив. Два сапога пара. И чему удивляться?»
В конце концов, нужно полагаться только на себя, поэтому я снова взяла перо.
«Не зря же раньше, еще в прошлой жизни, я составляла бесконечно много официальных писем, работая волонтером в общественных организациях. Да и с личной перепиской проблем не было! С одним коротеньким письмом я точно справлюсь!»
После долгих раздумий я наконец отложила перо.
«Неплохо. Этого же будет достаточно, верно?»
Я еще раз перечитала. К счастью, текст получился сдержанным. Значит, вышло неплохо.
«Я хорошо потрудилась. И наверное, заслужила какое-нибудь угощение за такие старания! Обязательно побалую себя чем-то вкусненьким».
Пока я мысленно себя нахваливала, из-за спины раздалось удивленное:
— Ты правда собираешься вручить его своему отцу? — в голосе парня прозвучало искреннее изумление, но я ответила со всей серьезностью:
— Да.
И опять пробежалась по строчкам:
«Достопочтенному отцу.
Как вы поживаете? Надеюсь, у вас все хорошо.
Как быстро летят годы! Мне вот-вот исполнится уже девятнадцать лет [2]. Как один миг, правда? Жизнь проходит столь стремительно, а мы порой забываем об очень важных вещах.
Кажется, на днях вы потеряли кулон. Так вот, я хотела вам сказать, что все это время он был у меня.
Мне следовало вернуть его раньше, но по независящим от меня обстоятельствам я делаю это только сейчас. Примите запонки в качестве моего извинения. Надеюсь на ваше понимание и снисходительность.
<..>
Однако я бы хотела еще раз попросить прощения за то, что ваш драгоценный кулон пробыл у меня так долго. Я глубоко сожалею об этом.
Обещаю, подобное больше не повторится и я буду предельно внимательна. Еще раз извините!
С уважением,
ваша дочь
«Отличное вышло письмо! Я извинилась, признала вину, попросила прощения. Уверена, отец не будет сильно сердиться!»
Письмо было безупречным.
По-моему, оно соответствовало всем стандартам. Отец будет доволен — ничего лишнего. Он должен простить мою оплошность.
Ученик отца бросил взгляд на листок, затем на меня и усмехнулся:
— Ну ты и выдала. Ничего не скажешь…
Он выглядело загадочно, но я решила, что это просто придирки, как и всегда.
На что я надеялась? Хотела услышать слова поддержки?
Но в своем письме я была уверена.
— Мне надо отнести послание в кабинет отца, поэтому я сейчас быстренько туда сбегаю. Если кто-то зайдет — ты знаешь, что делать. Хи-хи!
Ученик отца кивнул, когда я напомнила о прятках в шкафу.
— Делай как считаешь нужным.
Мне было приятно видеть в нем такие значительные изменения: он был несговорчивым грубияном, который на любую просьбу язвил, а даже прислушивался к моим