–– Мам! – Тимур на кухне не мог найти сахар. Я тоже с утра не смогла его обнаружить, но стараясь понять логику Милены, поняла где теперь он у нас хранится.
– Возьми на верхней полке у окна.
– Все нормально, мам. Милена уже показала. Так действительно удобнее, чем в нижнем шкафчике.
Я не знала, привыкну ли брать сахар у окна или по-прежнему буду искать в нижней полке под чайником, но мне очень хотелось, чтобы мы стали настоящей семьей. Разве стоит говорить о каком-то сахаре? Я привыкну. Я всю жизнь ко всему могла привыкнуть, а это такие мелочи. Мне не хотелось сейчас ни с кем говорить и наконец закрыв входную дверь, я зашла в свою комнату и снова открыла крышку ноутбука. Экран вспыхнул, а я зажмурила глаза, сразу заметив, что в мессенджере висит непрочитанное сообщение. Что же я делаю? Стоит ли продолжать? Сердце требовало немедленно нажать на значок и приникнуть к буквам, набранным его руками с красивыми длинными пальцами где-то в Париже. Но я привыкла жить разумом и знала, что прошлое лучше не трогать. Эти его слова и фразы… такие простые… это все было таким знакомым, родным, что мне не хотелось отпускать этот разговор. Но я знала, что должна.
Я заставила себя встать и убрать ноутбук. Мое тело заполняло нарастающее беспокойство. Слишком много эмоций. Слишком много мыслей, которые не давали сосредоточиться. Я машинально подошла к шкафу и начала перебирать одежду, вытаскивая вешалки с вещами, которые давно не носила.
Темно-синий пиджак. Я купила его для первой важной деловой встречи и провела в нем сотни совещаний, но так и не полюбила. В нем я чувствовала себя чужой. Мне захотелось немедленно выбросить пиджак и я решительно сложила его в пакет.
Бежевый. Его подарил отец, который практически не делал подарков. Но это был особый случай и я запомнила его слова о том, что с таким строгим образом меня будут воспринимать, как серьезного и респектабельного человека. Только что я поняла, что никогда не хотела, чтобы меня воспринимали так.
Еще один, серый, почти новый. Но в нем мне было холодно и неуютно. Словно это была не я, словно он служил мне прикрытием, чтобы спрятать ото всех настоящую Дашу. А какой же была настоящая? Я пока не понимала. Но мне захотелось немедленно выбросить старую одежду из дома. Я накинула куртку и вынесла пакет с вещами к мусорному контейнеру.
Вернувшись я одобрительно окинула шкаф, который по-настоящему не разбирала много лет. Достала раскладной стул-стремянку и полезла за вещами на труднодоступную верхнюю полку, достала пакет с распашонками Тимура, которые сохранила. Возможно скоро нам снова они понадобятся. Тимур и Милена выглядели такими влюбленными и я была бы только рада, чтобы в нашей квартире снова были эти удивительные агу и неповторимый запах от кожи младенца. Дети всегда пахнут счастьем. Я улыбнулась и солнце из окна упало на выпавшую из коробки в шкафу голубую распашонку со львенком. Сколько радости мне подарил мой мальчик! Я машинально потянулась за ней, чтобы окунуться в забытые эмоции материнского счастья. Но прямо за детской кофточкой лежала еще одна вещь, которую много лет назад я убрала подальше лишь потому, что не имела сил выбросить ее, также как и не имела сил смотреть на нее снова и снова, вызывая в памяти тот день. Теперь в моих руках был шелковый бирюзовый платок. Я достала его из шкафа и развернула. Бирюза в моих руках заиграла в лучах солнца, просачивающегося из окна, и я вспомнила то, что старалась забыть. Я спустилась с платком со стула и подошла к окну. Приложила шелк к губам и словно услышала голос Эмина. Он говорил, что от этого платка мои глаза наполняются морем. Платок был надежно спрятан под ворохом других воспоминаний в узких улочках моей памяти, и к нему был запрещен вход на многие годы. А теперь… Одно простое “привет!” и вот я снова касаюсь легкого шелка. Лавина сдерживаемых воспоминаний хлынула, заполняя многолетнюю пустоту в моей душе.
Восточный базар… Низкие каменные своды, торговцы в расшитых жилетках расхваливают свои ковры, кувшины, керамику, сладости, специи и платки… в воздухе ароматы корицы и муската, запах кофе с кардамоном и гвоздикой, бесконечные прилавки, словно одетые в нарядные платья и поражающие буйством красок и вкусов. Я словно попала в восточную сказку из детства. Очень-очень давно, совсем маленькой, я слушал, затаив дыхание, истории восточной красавицы Шехрезады и мое детское воображение рисовало картины, которые теперь наполнились реально существующим волшебством старого стамбульского рынка.
Толпа вокруг бурлила, я вдыхала воздух восточной сказки вместе с ароматами специй, рахат-лукума и свежеиспеченных лепешек. Мне показалось, что я попала в город Шехрезады или в пещеру сокровищ Али-Бабы. Я застыла у лавки с платками. Они были удивительных расцветок: нежные фисташково-яблочные и лилово-розовые, восхитительных оттенков теплого золота и молочного шоколада, фиолетовые и темно-синие, усыпанные, словно ночное небо, вышитыми звездами… До меня донеслись звуки незнакомого мне музыкального инструмента. Восточные напевы будоражили мое воображение и нашептывали свои истории, наполненные интригами, сердечными драмами и любовью. Они словно исполняли неведомый мне доселя танец. Сложные узоры на тонкой полупрозрачной ткани покачивались перед моими глазами и окутывали волшебством, будили в моем воображении картины битв на кораблях в водах открытого моря, создавали истории спасения пленных красавиц загадочными смуглыми восточными принцами. Я ощутила кончиками пальцев нежность бирюзового платка с изящным орнаментом. Среди всей роскоши он показался мне самым красивым, словно выпавшим из башни принцессы.
– Очень хороший платок! Такой красивый! Настоящий шелк! – прервал мои мысли худощавый невысокий мужчина с усами. – Такой красивый дэвушка обязательно должен иметь роскошный платок! – нахваливал он свой товар, а я зачарованно разглядывала узоры на струящемся полотне, чуть покачивающемся от долетавшего и сюда ветра, а может, просто от движения потока разноязычной толпы.
– Всего десять долларов! Это же совсем-совсем дешево за такой дорогой платок!
Я не знала, что сказать. Десять долларов – это все, что я могла потратить. Но ведь нужно купить подарок Любе, новой жене отца, и еще ее дочкам. У