Он ускорил шаг, пригибаясь под ветками, усыпанными мягкими зелёными лишайниками. Чем ближе он подходил, тем звонче становился звук воды – холодной, прозрачной, бегущей меж валунов. Вечер уже подступал, воздух тянул прохладой, и над верхушками елей начал проступать блеклый свет Луны. Именно в такие часы зверьё, как правило, сторонилось открытых водоёмов. Но расслабляться было рано — если кто и выйдет сейчас к реке, так это хищник с проблемами: старый, раненый или излишне голодный.
К счастью, удача в этот вечер повернулась к Ярославу лицом, пусть и слегка небритым.
Он развернул принесённый с собой лист, в котором всё ещё копошились растерянные термиты, и без лишних церемоний бросил его в реку. Вода в это время была спокойной – ни тебе паводка, ни лесной слизи в русле. Можно было обойтись без возни с каменной запрудой.
Следом он достал из заветного свёртка добытую ранее королеву – упитанную, полупрозрачную, размером почти с ладонь. Словно резиновая капля с мириадами крошечных яиц внутри. Срезал её ножом – острым, но зазубренным от постоянной работы по кости – и аккуратно бросил в воду. Приманка пошла по течению, медленно вертясь, будто живое существо, сдавшееся на волю реки.
Ярослав устроился в тени у самой кромки воды. Заострённая ветка, превращённая им в импровизированное копьё, была крепко зажата в руке. Он замер, вслушиваясь в воду, в воздух, в собственное дыхание. Лунный свет, что сегодня светил ярче обычного, чем выручил его – можно было различить, что происходит под поверхностью воды.
Течение уносило термитную кашицу вниз. Ярослав тихо скользил вдоль берега, не спуская глаз с приманки. И вдруг – как вспышка – тень метнулась под водой. Сперва бесформенная, но вот показался хвост, изгибающийся, как кнут. Мгновение — и под гнездом вспенилась вода. Рыба – здоровая, с раскрытой, как люк, пастью — попыталась заглотить всё разом: и королеву, и остатки гнезда.
Но прежде чем она успела сомкнуть челюсти, копьё Ярослава со свистом вонзилось в воду. Хруст – короткий, мокрый – и конец блаженному ужину.
Ветку он держал прочно, с усилием придавливая к дну. Рыба билась, но он, прижав её коленом, выдернул острие назад и добил вторым ударом. Ничего личного – просто ужин.
Этим приёмом он уже пользовался прежде, ещё в старых развалинах лагеря под Нижней Салдой, когда выживание зависело от того, насквозь ты проткнёшь добычу или промахнёшься и останешься с голодным желудком. Тогда у него не хватало ни силы, ни сноровки, и первую рыбу он поймал с пятнадцатой попытки. Теперь же всё прошло с первого раза – даже не вспотел. Бонусы дворца ой как пригодились.
Он вытащил рыбу на берег – увесистую, с мутной чешуёй и мясистой тушей. Может, не лосось, но на зажарку, почти гриль, сойдёт.
А ведь когда-то всё было иначе. В те первые дни, когда Ярослав Косой только начинал своё скитание по пустошам, он двигался медленнее, чем полусонные караси в луже. Но сейчас – сейчас он сам был как вода: стремительный, неуловимый, точный.
Он выдернул заострённую ветку из воды – с той же лёгкостью, как раньше срывал в прошлой жизни яблоки с бабушкиного дерева. Рыба – чёрная, как уголь, с широкой головой и маленькими, злыми глазами – заходилась в отчаянной пляске, хлеща по воде хвостом, будто пыталась пробить в реке дыру. Казалось, сама река содрогнулась.
Но Ярослав уже отступил, ступая мягко и осторожно. Что-то в воздухе сменилось – напряжение, ощущение, будто он невидимо пересёк черту. Его ноздри уловили сладковатый запах крови, а взгляд остановился на мутной воде ниже по течению. Там, в полутьме, клубилось нечто: плотная, шевелящаяся масса силуэтов.
Он прищурился.
- Рыба?.. – пробормотал он. Но интуиция кольнула затылок.
Недолго думая, он опустился на колено и ловко распорол тушу. Склонив голову, аккуратно извлёк внутренности, пар от ещё тёплого брюха поднялся в прохладный воздух, и на миг стало ясно: это не просто река. Это место, где смерть ждёт под каждым камнем.
Он бросил кишки обратно в воду – не по глупости, а по расчёту. Тащить рыбу с потрохами к лагерю – верный способ навлечь беду. Ещё не забылись воспоминания, как однажды запах обычной крошки от крекера привлёк к лагерю не то, чтобы медведя – настоящего монстра на четырёх ногах, с рогами как у лося и глазами, полными безумия. Да, тут и медведи бывают в чешуе и с рогами.
Нет уж. Рыбьи косточки, обглоданные шкурки и даже зола от костра должны были уйти как можно дальше от того места, где собирались ночевать.
И вот, стоило внутренностям коснуться воды, как она взорвалась. Вихрь чешуи, пены и кровавых всплесков – в реке началась бойня. Рыбы бросались на отбросы, теряя всякий инстинкт самосохранения. Они кусали не только добычу – они рвали друг друга.
Стоило одну поранить – и её тут же пожирали соседи. Никакой пощады. Один момент – и от крупной особи оставались только пузыри. Ярослав замер, наблюдая, как хищная река разрывает сама себя.
- Вот уж действительно, мясорубка, – выдохнул он.
Он попытался представить: что если бы туда, вместо рыбьих кишок, попал человек? Эта мысль похолодила его изнутри. Живым не уйдёшь. Даже руку сунуть – и ту не вернёшь.
И вдруг… всё стихло. Словно кто-то дёрнул за нити. Рыбы, как по команде, бросились прочь. Беззвучно, стремительно, одна за другой, и в миг в воде осталась лишь кровь.
Ярослав окаменел. Его взгляд скользнул вверх по реке, в ту сторону, куда никто не смотрел.
- Чёрт, – только и сказал он. – Надо валить.
Он развернулся и пошёл. Быстро, без лишних движений. Всё, что может испугать стаю агрессивных рыб, лучше не видеть вовсе.
По дороге к лагерю он шёл молча. Ноги ступали по пружинистому мху, но мысли в голове клубились, как те самые рыбы. Что произошло с этим миром? Почему звери мутируют, превращаясь в чудовищ, а люди… остаются прежними?
Или нет?
Он вспомнил старика Богдана, что таскал бревно, как зубочистку. Вспомнил Лёшку, у которого реакция быстрее, чем у любой крысы в лаборатории. Да и сам он, Ярослав…. Был ли он когда-то таким?
В лагерь он вернулся на закате.