Ярослав чуть прищурился. В его голове моментально закрутились мысли. Хромов – не самоубийца. Рисковать жизнью просто ради бумажки с печатью он не станет. Значит… есть что-то ещё. Что-то, о чём он пока молчит.
Глава 7
Как только Людвиг Булавкин понял, что дороги назад уже нет, он с холодной усмешкой обронил, обращаясь к Косому:
- Сидеть будешь один в кузове пикапа. А ты, приказал он второму солдату – в кабину. – Он чуть прищурился, явно смакуя момент. – Раз уж ты у нас такой умник и говоришь, что идём верным путём – вот и посиди, погрейся на сквозняке. Может, сам первым опасность и встретишь.
Ему было плевать, что Ярослав останется там один на один с тушёнкой и галетами. Тут уже не до выпендривания – каждый думал только о том, как бы выжить, а не о том, кто что сожрёт на халяву.
Ярослав не удостоил его ни взглядом. Молча подошёл к лежащему на земле умершему солдату, чтобы осмотреть его. Осторожно убрал его руку с шеи – и тут же заметил, как под кожей некрасиво торчит длинное, тёмное жало.
Шершень. Чёртов шершень!
Он тихо, прикрываясь спиной от ближайшего солдата, вытащил жало, спрятав его в ладони. Не хватало ещё, чтобы все узнали, от чего умер солдат. Атмосфера в отряде и без того накалялась с каждой минутой. А для "гида" иногда было даже полезно, чтобы люди начали хоть немного бояться этих мест. Бояться — значит внимательнее глядеть по сторонам.
Ярослав никогда не считал себя благородным человеком и уж точно никому ничем не был обязан. Главное – его собственная шкура.
И всё же он вздохнул с облегчением: пока в дикой местности на людей нападают не призрачные чудовища, а вполне материальные твари, вроде шершней, – жить можно. Хотя и это его, признаться, поразило.
Он мысленно восстановил картину. Вероятно, шершень залетел в машину ещё раньше и спокойно устроился где-то в кузове. Когда солдат полез в салон, задел насекомое, и тот – моментально ужалил.
Но почему смерть наступила так быстро? Опухоль на шее, конечно, могла перекрыть дыхание, но всё же человеку потребовалось бы хотя бы пару минут, чтобы задохнуться. Здесь же всё выглядело так, будто яд сработал мгновенно.
Ярослав вспомнил, как ему рассказывали, как в юности сам получил укус шершня. Лицо тогда разнесло так, что мать, тогда ещё живая, правда оно её не застал, едва узнала, и несколько дней было больно глотать. Но о смерти речи даже не шло.
Видимо, эти пустоши действительно меняются. Насекомые тоже. Всё становится злее, опаснее, быстрее.
И всё-таки эта странная земля манила. Хотелось шаг за шагом вскрыть её тайны, увидеть то, что скрывается за горизонтом. Но где-то глубоко внутри Ярослав понимал: слишком сильное любопытство здесь – короткая дорога к могиле.
Тень смерти, тяжелая и вязкая, как осенний туман, нависла над всей колонной. Даже ветер, казалось, притих, опасаясь потревожить мертвую тишину. Только один человек выглядел так, будто всё это его не касалось, – Косой. Он сидел прямо, без суеты, словно смерть рядом была для него не врагом, а давней знакомой.
***
Станислав вернулся к телу и внимательно осмотрел шею. Никаких рваных ран, только маленькая красная точка, почти незаметная. Ярослав, наблюдавший за всеми, заметил, как Ярослава Журавлёва – худенькая, но цепкая, как степная лиса, – на секунду нахмурилась, бросив "случайный" взгляд на шею покойника.
Только Косой понял, что это за след. Шершень. Но не обычный – выродок, выросший в пустошах, сильный, как ядовитая пуля.
- Что будем делать с телом? - спросил кто-то сзади, тоном, в котором сквозила безнадёжность. – Мы же не можем просто бросить его здесь….
- А что ещё остаётся? – буркнул Булавкин. – Хоронить тут – время терять. А в этом проклятом месте каждая лишняя минута может стоить жизни.
- Погрузите в кузов, – вмешалась Любовь Синявина. – Отъедем подальше, найдём место и похороним.
Она говорила холодно, но в её глазах мелькнула тень тревоги: если о случившемся прознают в крепости, её авторитету придёт конец.
Булавкин кивнул.
- Косой, тащи его в кузов и сиди там.
Ярослав пожал плечами. Ему-то всё равно. Но зато повод образуется помянуть жушу раба божьего, как его там. В общем, неважно, важна лишь тушёнка! Ещё с той вылазки, когда он потерял последние галеты, он мечтал снова ими поживиться, а тут ещё и свинина – и вот, наконец, случай. Труп его не смущал: он видел и похуже, когда волки рвали людей на фабрике.
Смерть пугала горожан, но для Ярослава она была всего лишь финальной точкой, не более.
Конвой снова тронулся. Косой сидел в кузове рядом с безжизненным телом, жевал тушёнку, закусывал галетами, запивая водой из бутылки, и, глядя на бледное лицо, тихо бормотал:
- Ну и зачем вы сюда попёрлись? Ни толку, ни проку. Вот ты теперь тут лежишь….
Он смолк на секунду, потом, с прищуром, будто споря с невидимым собеседником, продолжил:
- В крепости у вас и музыка, и артисты, и свинину туда возят… а мы тут, в пустошах, от голода подыхаем, не то что свинину – крошки не видим.
Косому было откровенно скучно. Делать было решительно нечего, да и мысли шли вразнобой, будто ветер гонял их по чердаку. А вот двое товарищей, что сидели впереди, судя по лицам, от скуки не страдали.
По дороге они уловили тихий, почти шёпотный голос Ярослава. Водитель, хмурясь, почувствовал лёгкое онемение в висках и наклонился к напарнику:
- Слушай… с кем это он там трещит? – спросил он, слегка понижая голос.
- Понятия не имею. Может, сам с собой…, – тот пожал плечами, но в его тоне слышалась тень настороженности.
- А тебе не кажется, что у него с головой… ну, что-то не то? – водитель выразительно покрутил пальцем у виска.
К вечеру конвой так и не нашёл удобного места для лагеря. Пришлось довольствоваться небольшой поляной, кое-как расчищенной от бурьяна и