Индульгенция 4. Без права на сомнения - Тимур Машуков. Страница 42


О книге
Нет, — покачал он головой. — Только одну. Дар не позволит взять больше. Он чутко реагирует, когда его носителю становится слишком хорошо. Поэтому, как говорится, минимум чувств, максимум прагматичности.

— Хорошо, что у меня с этим проще, -вздохнул я. — Иногда, конечно, он прет, но на девушек вроде не реагирует. Но твою мысль я понял и даже поддерживаю. Из столицы собираешься брать или по окраинам бросишь клич?

— Говорю же, уже выбрал. Хорошие девушки из древних родов. Сильная кровь и совместимость с нами.

— Заинтриговал. Как вернусь, так обязательно встречусь.

— Ты главное вернись, — тихо сказал он, и до самого дворца мы доехали в молчании.

Три поста полной проверки — почти сорок минут на это убили, но наконец мы оказались внутри. Чопорный мужичок кинул на нас радостно-удивленный взгляд и сразу помчался докладывать. Как будто император не знал, что мы приедем. Отец, как один из его ближников и глава теневой дипломатии, имел право в любое время явиться к нему по собственному желанию. Ну, и дружбу с ним император не скрывал, так что во дворце к нам относились вполне доброжелательно, хоть и с опаской. Все-таки Раздоровы имели реальную власть, несмотря на то, что нас было всего двое. Зато подконтрольных нам аристократов было очень много и разбросаны они были по всей стране. В общем, владельцы заводов, газет, пароходов и прочее, и прочее. Ну, и родовая гвардия у нас по праву считалась одной из сильнейших. Ладно, хватит себя хвалить, а то можно и сглазить.

Его Величество принимал посетителей у себя в кабинете и был крайне раздражен. Ну да, в приемной их скопилось человек двадцать, и все с несомненно важными предложениями и докладами. А император их не любил, особенно когда… Да нет… Он их не любил в любое время. Поэтому наше появление он воспринял как дар богов, вышел, сделал крайне напряженное лицо и объявил, что в связи со срочными новостями, сегодня приема больше не будет. И пока народ уныло соображал, что делать дальше, утащил нас в свой кабинет и еще запер дверь, прикрыв ее на всякий случай щитом.

— Фух, — вытер он несуществующий пот. — Достали.

Щелчок пальцами, и из неприметной двери с другой стороны появились слуги, которые быстро очистили стол от бумаг и стали взамен тех ставить еду и напитки. Пара минут, и вот мы уже одни, и у Бориса хорошее настроение.

— Ну, рассказывайте, спасители, -доброжелательно кивнул он нам. — Кстати, Видар, рад, что ты поправился.

— Вашими молитвами, Ваше Величество, — поклонился я. — Двух светлых мало, чтобы меня убить. И даже двух сотен недостаточно, если вспомнить последние события.

— Ах, какой молодец!!! — расплылся он в улыбке.

Ну да, у темных прихвастнуть своими достижениями не являлось грехом. Более того, даже поощрялось, мол, скромность — это удел светлых идиотов.

— Но я в тебе и не сомневался. Кристинка моя как? Еще не сладилось у вас?

— Почти. Осталось чуть дожать. Предложила мне пост главы дисциплинарного комитета.

— Она? Сама⁈ — охренел он. — А ты силен. Уважаю!!! И что?

— Отказался. Не, ну вот так сразу и согласиться было бы слишком просто. Вместо себя Свету предложил. Ну, ту, что Рюрикович.

— Ах-ха-ха-ха… — залился смехом он. — Ох, как же они будут беситься! Вроде как светлая у руля — закон не нарушен. Но в подчинении темного. Согласилась?

— А куда ей деваться? Побрыкается и смирится.

— Вот правильно ты, Гриша, своего сына воспитал, — обратился он к моему отцу, что сидел и давил довольную улыбку. — Смотрю на него и завидую тебе темной завистью. Но когда вспоминаю, что он тоже скоро сможет называть меня папой, радуюсь уже за себя.

— За детей, — поднял отец бокал, и мы дружно выпили.

— А теперь рассказывайте, разбойники, с чем пожаловали. Уверен, что-то придумали. Что-то такое, от чего вся империя содрогнется.

— Видар, тебе слово, — посмотрел отец на меня.

Мы с ним сразу договорились, что говорить буду я, ничего не скрывая. Борис был другом нашей семьи и уже почти родственником. Ну, и помощь его была нужна. Впрочем, помочь мне было и в его интересах…

Тяжелые дубовые панели, казалось, поглощали яркий свет люстры, а карта Империи на стене казалась живой, пульсирующей границами, где реальность истончалась — там, где начинали полыхать кроваво-багровым цветом Пустоши. Воздух гудел от невысказанного напряжения. Я стоял, ощущая вес ответственности и еще больший вес ожиданий. Рядом отец, его обычно спокойное лицо сейчас было резким, как клинок, но в глазах читалась тревога, глубокая, отцовская.

Император Борис восседал за массивным столом, и вся его веселость сразу испарилась, стоило мне все рассказать. Его перстень с двуглавым орлом тускло поблескивал в полумраке, когда он сжимал руку в кулак.

— Нет, — слово упало, как камень в тихую заводь. — Повторяю в последний раз, Видар. Нет. Ты не поедешь. Один в Пустошь? Это безумие, граничащее с самоубийством. — Его голос, обычно громовой, сейчас был низким, сдавленным, как будто он пытался сдержать лавину гнева и страха. — Ты — будущее. Ты — жених Кристины. Моя дочь… — он не договорил, лишь тень промелькнула в его взгляде, обращенном куда-то в сторону покоев принцессы. — Ты нужен здесь, живым и целым. Не очередной жертвой этих… этих проклятых аномалий.

Отец сделал шаг вперед, его тень заплясала на карте, закрыв часть Карельских лесов. Голос его звучал спокойно, но в этой тишине каждое слово било, как молот по наковальне.

— Ваше Императорское Величество, — перешел он на официальный тон, но в обращении не было привычной почтительности, а была твердость дипломата, видевшего дальше сиюминутных опасностей. — Мы топчемся на месте. Люди гибнут, пытаясь лишь сдержать расширение Пустошей. Маги зачастую теряют разум, едва приблизившись к границам. Наши знания? Обрывки слухов, полумистические догадки. Без понимания их природы, без проникновения в самую суть — мы обречены. Мы строим плотину, не зная силы потока. И он сметет нас.

— И ты готов пожертвовать сыном ради этой «сути», Гриша? — Император вскинул голову, его взгляд, острый как штык, впился в отца. — Он единственный, кто теоретически может показать устойчивость к их энергии! Единственный шанс, может быть, на то, чтобы найти не военное, а иное решение! Рисковать им в одиночной вылазке — верх безрассудства!

Жар подступил к моим

Перейти на страницу: