И главное — аура. Давящая, леденящая волю аура чистого, концентрированного Зла. Они были не просто сильны. Они были элитой этого ада. Стражами Источника.
Одна из тварей неторопливо, с отвратительным чавканьем, пожирала одного из пленников. Человек был жив. Его глаза, полные невыразимых мук, встретились с моими. В них не было надежды. Только немой вопрос — за что? И бесконечная боль.
Тварь отрывала куски живой плоти, не спеша, словно смакуя. Остальные пленники смотрели, их парализованные тела не двигались, но сознание билось в невидимых путах от ужаса.
Что-то во мне сорвалось.
Усталость. Страх. Разумные доводы о том, что против ТРЕХ таких монстров у меня нет шансов, что я на исходе сил, что нужно отступить, найти другой путь… Все это испарилось. Сгорело в одно мгновение в топке белой, всепоглощающей ярости. Ярости за эту несправедливость. За эту немую агонию. За то, что твари смеют так обращаться с людьми. С живыми людьми!
— НЕ ТРОНЬТЕ ИХ! — рев, сорвавшийся с моих губ, был нечеловеческим. Голосом самой ярости. Голосом последнего защитника человечности в этом аду.
Я не думал. Не планировал тактику и стратегию. Я просто бросился вперед. Вся оставшаяся во мне магия, вся воля, вся безумная ненависть к этому месту выплеснулись одним чудовищным заклинанием. Не Ледяное Сердце. Не Теневой Удар. Я вскинул руки, и пространство между мной и пожирающей человека тварью взорвалось.
Это был Гнев Нави — запретное заклинание, которому меня научил отец, предупреждая, что оно выжигает душу. Ужасный черный столп чистой, недифференцированной магической энергии, смешанной с моей яростью, ударил в тварь и в скалу за ней. Казалось, темное солнце родилось в пещере.
Пожирающая тварь взвыла — звук, от которого кровь застыла в жилах. Ее хитиновый панцирь треснул, как яичная скорлупа, почернел и начал испаряться. Она отлетела в сторону, в клубах пара и дыма, оставляя обугленный след на камне. Пленник, которого она ела, был мертв — мгновенно испепелен вспышкой. Жестокая цена. Но он был свободен от мук.
Две другие твари отреагировали мгновенно. Не с испугом, а с холодной, расчетливой яростью. Их хвосты взметнулись, шипастые наконечники выпустили сгустки сгущенной тьмы, летящие в меня со скоростью пули.
Я едва успел рвануть в сторону, за спасительную груду камней. Сгустки ударили в скалу ровно там, где я стоял секунду назад, оставив после себя дымящиеся воронки, где камень не просто плавился — он исчезал, стираемый из реальности.
Адреналин горел в крови, смешиваясь с болью от перенапрягшихся каналов магии. Я был в ловушке. Два элитных стража Пустоши против одного изможденного мага. Но позади меня были живые люди. Их глаза, полные внезапной, безумной надежды, горели в темноте. Я скрипнул зубами и сжал кулаки, чувствуя липкую кровь на ладонях. Отступать было некуда.
— Ладно, твари, — прошипел я, вытирая кровь с губ. — Попробуйте меня сожрать. Не чета вам зверушки пробовали — и подавились! Я тут не сдохну и другим не позволю. А вот вас с удовольствием отправлю в Навь. Уверен Морана порадуется новым игрушкам. А если и нет — да похер. Кто её спрашивает?
Ад. Это было единственное слово, способное описать то, что началось в пещере. Воздух стонал и дрожал от рычания двух чудовищ, от визга их энергетических жал, рвущих ткань реальности там, где я только что стоял. Пыль и осколки камня летели в лицо. Я метался за грудами камней, как затравленный зверь, каждый бросок, каждое заклинание выжигало последние крохи сил. Ледяной Клинок — щелк! — отскакивал от хитиновой брони одной твари, оставляя лишь белесый след. Плеть Мрака — с треском гасилась щитом из сгущенной тьмы, который воздвигала вторая.
Вот снова появилась третья — третья, та, что была опалена моим Гневом Нави! Она пришла в ярость. Не сдохла, падаль, но потрепал я эту сволочь знатно. Ее пасть, все еще дымящаяся, изрыгала не сгустки, а целые потоки искажающей энергии, выжигающие в камне зияющие, дымящиеся рвы.
Один такой поток едва не срезал мне ногу — я упал на спину, ощутив жгучую боль в бедре, и покатился в сторону, едва уворачиваясь от когтя, вонзившегося в камень там, где только что была моя голова.
Это конец. Мысль холодная, рациональная. Я выжат. Эфир — самая малость, где-то на дне, казалось бы, раньше бездонного источника. Тело — одна сплошная боль.
Два стража Источника были невредимы, их черные глаза сияли холодной, хищной уверенностью. Третья стремительно регенерировала, еще немного, и она вернется в свою прежнюю форму. Они знали. Чувствовали мою слабость. И медленно сходились, отрезая пути к отступлению, к пленникам. Те все так же лежали, окутанные лиловыми путами, их глаза — огромные, полные немого ужаса и… странной надежды, обращенной ко мне. Эта надежда жгла меня гораздо сильнее любой раны.
И тогда я услышал. Не ушами. Кожей. Нервами. Гул. Не просто гул Пустоши. Гул приближающейся орды. Из туннелей, ведущих в пещеру, хлынули тени. Десятки. Сотни. Все твари, что встречались мне раньше, и новые, невиданные — слияния льда, тени и камня. Они заполняли пещеру, как серая, шевелящаяся жижа, их глаза — точки алчного пламени в полумраке. Рычание, скрежет, визг слились в один леденящий душу хор смерти. Они пришли на зов стражей. На пиршество. Один против легиона Пустоши.
Отчаяние, черное и липкое, попыталось сдавить горло. Но где-то в самой глубине, под пеплом усталости и боли, тлело. Не ярость. Не сила воли. Нечто иное. Древнее. Природное. То, что я называл Серым Даром — не огонь, не лед, а сама ткань эфира, основа реальности, основа моей магии. То, с чем Пустошь играла, как ребенок с огнем. То, что резонировало во мне с первого шага в эту аномалию.
Они сомкнули кольцо. Стражи впереди, орда позади и по бокам. Поток искажающей энергии от раненой твари снова ринулся ко мне. Когти другой уже заносились для удара. В глазах пленников читалась агония — они видели мой конец. Нет.
Это было не решение. Это был инстинкт. Последний выдох души. Я не вскинул рук. Не закричал слов силы. Я просто… отпустил. Отпустил страх. Отпустил боль. Отпустил самого себя. И ухватился за тот тихий, всепроникающий гул эфира, что всегда был фоном мироздания, но здесь, в Пустоши, кричал как сирена.
Мир замер.
Не физически. Восприятие. Я увидел не тварей, не камни. Я