Она не ответила. Но её глаза, тусклые, уставшие, встретились с моими. И в них мелькнуло понимание. Доверие. Она слабо кивнула.
Её рука, дрожа, поднялась. Указательный палец, почерневший на кончике, как от гангрены, ткнул в пульсирующую, искаженную массу Абсолюта, собравшуюся для удара. Не в центр. В едва заметное, колеблющееся пятно серости — там, где её сила смерти уже начала свою необратимую работу распада. Точка Невозврата.
Я вдохнул. Последний глоток воздуха, пахнущий озоном и тленом. Я собрал все. Боль. Усталость. Ярость. Любовь к Кристине. Ненависть к Хаосу. Жажду жизни. Всю свою израненную душу. И отпустил в один импульс. Не заклинание. Желание. Чистое, неукротимое.
«БЫТЬ!»
И мир содрогнулся…
Глава 25
Глава 25
Я вдохнул. Последний глоток воздуха, пахнущий озоном и тленом. Я собрал все. Боль. Усталость. Ярость. Любовь к близким. Ненависть к Пустоши. Жажду жизни. Всю свою израненную душу. И отпустил в один импульс. Не заклинание. Желание. Чистое, неукротимое.
«БЫТЬ!»
И мир содрогнулся.
Не атака. Не разрушение. Утверждение. Фундаментальный закон Бытия, направленный в Точку Невозврата, отмеченную Вивиан.
Серый Каркас, догоравший вокруг нас, взорвался последним светом. Ослепительно-белым? Нет. Ослепительно… ясным. Светом самой Реальности. Он метнулся не лучом. Он свернулся в иглу тоньше атома и вонзился в серую точку на теле Абсолюта.
Тишина.
Абсолют замер. Его сжатая для удара масса дрогнула. Пульсация остановилась. Лиловый свет погас. Чернота Тьмы… поблекла. Стала серой. Безжизненной.
Потом… Он начал крошиться. Крошиться, как древняя, высохшая глина. От Точки Невозврата побежали трещины. Быстро. Неминуемо. По всему его бесконечному телу. По паутине нитей. По сферам Пустошей. Серые, мертвые трещины.
Он не издал звука. Просто… рассыпался. Тихим, бесконечным дождём серого пепла, заполняющего лиловую бесконечность. Сферы одна за другой гасли, как угольки. Нити Тьмы рвались и исчезали. Пространство вокруг начало… стабилизироваться. Лиловый свет тускнел, уступая место нейтральной, холодной темноте космоса. Монстр был мертв. Убит не силой, а желанием жизни в самой точке его небытия.
Я рухнул на спину, не чувствуя камня под собой. Вивиан безжизненно лежала рядом. Её дыхание было едва слышным. Я не мог пошевелиться. Не мог думать. Только смотрел в темнеющее «небо», где еще падал пепел поверженного Абсолюта. Пепел Пустоты.
Мы сделали это. Жнец Смерти и Ткач Серой Реальности. Смерть и Порядок. Мы убили Хранителя Пустоши.
Но мир вокруг не стал светлее. Он стал… пустым. Тихим. И бесконечно холодным. И где-то в этой новой, мертвой тишине, я чувствовал слабый, знакомый гул. Эфира. Фундамента. Он звучал… одиноким.
И я понял страшную правду. Мы не спасли миры. Мы убили часть Реальности. И что вырастет на этом пепелище… не знал никто.
— Это было круто, — выдохнул я, удобно лежа на камнях.
Моя рука как-то сама собой нащупала руку Вивиан и слегка сжала ее. При этом я ожидал любой реакции — что она ее отдернет, не обратит на это внимания, гневно выскажет мне все, что думает. Все же у аристократов понятие личного пространства возведено в абсолют. Но она… сжала мою в ответ. Это было неожиданно приятно.
Я скосил глаза на ее лицо — чуть заострившие от запредельной нагрузки черты, слегка подрагивающие веки, тяжелое дыхание. Еще сюрпризом оказалось, что она маг смерти — вот уж не думал. И нет, не малефик какой-нибудь, а именно его классический вариант. И магов смерти, в отличии от некромантов, не любили, и на это были свои причины.
Ведь кто такой по сути классический некромант — повелитель тлена и мертвяков. Его магия — грязный поток, текущий против реки жизни. Он ковыряется в плоти, отвергнутой душой, заставляя мертвые ткани скрипеть и ползти. Его сила — в числах и мерзости, ему служат орды тупых скелетов, твари из сшитой плоти, стонущие призраки, прикованные к миру страданием. Он боится Смерти, потому и цепляется за ее оболочку, выстраивая крепости из костей и насыщая воздух смрадом разложения. Его цель — власть над тем, что уже умерло, продление жалкого подобия жизни. Он — падальщик вечности. Но он понятен. Его возможности, действия, последствия — да, не всегда приятны, но они хорошо известны.
Что же касается мага смерти — это само дыхание конца, холодная тень между мирами. Его магия — чистая, безмолвная сила небытия. Он не воскрешает трупы — он управляет самой тканью прекращения. Его касание — мгновенный распад. Его взгляд — ледяной ужас, высасывающий жизненную силу. Он повелевает тенями, что никогда не жили, призывает холод пустоты космоса и эфирные лезвия, рассекающие саму душу. Он не боится Смерти — он ее скульптор, проводник, ее абсолютное воплощение. Его цель — контроль над моментом перехода, власть над Вечным Покоем. Он — жнец душ, архитектор тишины после последнего вздоха.
И между ними есть основные отличия: некромант — грязная механика трупов; маг смерти — чистая энергия окончания и небытия.
Некромант — воскрешение павших, анимация плоти. Маг смерти — распад, кража жизни, власть над тенями и пустотой.
Некромант строит армии из мертвецов. Маг Смерти приносит конец всему живому здесь и сейчас, владеет тончайшими нитями самой Смерти.
Некромант оскверняет смерть, чтобы продлить уродство.
Маг Смерти является смертью в ее безличной, абсолютной мощи.
Так что маги смерти были редки даже у нас, и к ним относились с опаской. Ну, и конечно, образы у них были так себе — красоток среди них точно не было. А вот Вивиан как раз ломала привычный шаблон.
Интересно, батя сильно обрадуется, если у нас в семье появится маг смерти? Ну так, чисто теоретически. Как по мне, это ценное приобретение — надо брать. Тем более, что упускать такую красоту — верх глупости. И сработались мы с ней хорошо, и спину вон прикрыла. А это, знаете ли, в наше время редкость.
Все, решено — будет моей. Надеюсь, она поладит со Светой и Кристиной. Герцогиня — это же почти принцесса, родственница короля или императора. Так что канон соблюден.
Три красоты в гареме, не считая прочих — разве это не предел мечтаний любого половозрелого парня? К тому же наследственность — куда ж без нее? — была более чем достойной. Это я видел, ощущал и уже прикидывал, какими сильными будут наши дети.
— Круто, — устало вздохнула она. — Но давай больше не будем повторять.
— Соглашусь, — кивнул я, после чего с кряхтением начал вставать.