В следующую ночь никто не спал. Каждый думал о том, что завтра может решиться судьба человека, семьи, всего отряда. Такая долгая, опасная и тяжелая подготовка, и любая случайность может все испортить. Каждый понимал, что в результате всем грозит смертельная опасность. И каждый думал об одном и том же. Чем попадать в этот лагерь, лучше погибнуть в бою. Все лежали в темноте, вспоминая довоенную жизнь, своих близких, тот мир, который исчез, кажется, навсегда. Ну что же, завтра они попытаются вернуть этот прошлый мир хоть чуть-чуть. А если не получится, тогда и жить незачем.
…Янош решился еще раз помочь русским. Как он потом рассказал Романчуку, увидев его дочь, в каком она была состоянии, он просто на миг представил, чтобы делал он сам, как бы поступил, окажись его взрослая дочь или жена сейчас за проволокой. На что бы он пошел сам, на какой риск. Зоя, командир и два инженера распределились по лесу, чтобы хорошо видеть всю округу, заранее увидеть гитлеровцев, если они нагрянут сюда. Машину Яноша поставили в перелеске. К проволоке вдвоем пошли Канунников и Игорь. После наблюдения через бинокль жизнь на ферме казалась вполне обычной. Женщины выполняли каждая свое обычное задание. Кто-то чистил помещения, кто-то готовил корм, кто-то убирал территорию. На птичнике всегда царил идеальный порядок, дорожки были посыпаны песком и толченым кирпичом.
Из оврага было хорошо видно, что надзирательницы ушли куда-то в какой-то сарай, видимо погреться. Светлана подметала двор возле птичника, собирая в тачку мусор, сухую траву, щепки. Игорь сунул в рот пальцы и издал не очень громкий свист, отдаленно похожий на птичий. Никто из узниц внимания на эти звуки не обратил, но Светлана сразу замерла. Она хорошо знала, как свистит ее брат. Девушка остановилась, сняла платок и стала поправлять волосы. Это был знак, что она свист услышала и готова. Игорь снова свистнул. Теперь оба ждали, напряженно глядя на девушку. Если она сейчас обойдет тачку по часовой стрелке, то можно идти и делать проход. Она сейчас зайдет за птичник у самого ограждения. Патруль прошел десять минут назад, можно успеть. Но если она обойдет тачку против часовой стрелки, значит опасность, и надо ждать.
Канунников повторял про себя как молитву: «Ты только не нервничай, не горячись, девочка. Мы все успеем, мы подготовились, только не насторожи охрану». И Светлана повязала платок и покатила тачку к птичнику, снова что-то подобрала, взяла метлу и стала мести, все ближе к углу временного здания. А потом она шагнула и оказалась вне поля зрения других узников и надзирательниц. Игорь уже лежал у самой проволоки и, когда лейтенант сделал ему знак, он поднялся на колени и позвал:
— Света! Сюда! Ложись!
— Игоречек, — девушка не сказала, а буквально простонала имя своего брата.
Светлана послушно опустилась на землю и поползла к колючей проволоке, во все глаза глядя на юношу. А Игорь уже отсоединял проволоку, закреплял ее в отведенном положении штырями, пробрался к внутренней линии и стал отсоединять проволоку там.
— Ползи, — прошептал он. — Быстрее!
Светлана как змея проскользнула под двумя рядами проволоки, успела чмокнуть в щеку брата и выбралась через наружное ограждение. Игорь махнул ей рукой, чтобы ползла к оврагу. Девушка посмотрела и увидела, как какой-то молодой мужчина машет ей рукой из оврага. И она, пригибаясь, побежала туда. Канунников обнял девушку, прижал к земле, и они оба стали смотреть на Игоря, как он старательно и осторожно соединяет проволоку на ограждении. Вот еще тридцать секунд, и он уже бежит к оврагу. Упал и скатился вниз. И Светлана упала брату на грудь и беззвучно заплакала, прижимаясь к родному человеку.
Канунников шикнул на обоих и взял автомат. По коридору между ограждениями шел немецкий патруль. Дыхание стало глубоким, в голове пульсировала одна только важная сейчас мысль: заметят или не заметят, хватятся в лагере Светланы или нет? Как же долго идет патруль, уснули, что ли? И вот патруль исчез за поворотом. Сашка с шумом выдохнул, вытер потный лоб и приказал:
— Быстро к машине!
Партизаны увидели, как Игорь с Сашкой и девушка подбежали к машине, как Светлана быстро содрала с себя чуть ли не с кожей полосатое одеяние, Канунников свернул все в узел, сунул внутрь приготовленный камень и зашвырнул тряпье в реку. Как же хотелось Петру Васильевичу броситься к дочери, обнять ее, но сейчас не время, сейчас главное — увезти отсюда Светлану, чтобы собаки, а они будут обязательно, потеряли ее след здесь, на дороге.
…Сашка был в доме вдвоем со старым провизором. Партизаны ушли. Такую сцену, как встреча родителей с дочерью, лейтенант не забудет, как ему казалось, никогда в жизни. Но теперь главное — уходить отсюда, не подводить Агнешку, не выдать ее дом. Канунников все еще надеялся уговорить молодую женщину уходить на восток вместе с отрядом. Баум со своими русскими товарищами уходить отказался.
— Я же говорил, Саша, — стеснительно улыбаясь, говорил старый еврей. — Мне некуда в этом мире идти, меня никто в нем не ждет. Единственный человек, с которым я хочу встретиться, это моя Руфь Давидовна. Я не знаю, жива она или нет, но я все равно рядом. А когда придет мой черед, мы все равно встретимся, так зачем же мне в этот момент быть далеко от нее? Нет, наши могилы, если они будут, должны находиться рядом. Или хотя бы пепел от наших тел. Уходите, и постарайтесь победить в этой войне.
Они обнялись, и старик ушел. Сашка, прижимая к себе под полой пальто автомат, остался ждать Анну.
Химический взрыватель для бомбы Сашка сделал сам. Когда реактив разъест мешочек из толстой пленки, произойдет самовоспламенение, и тогда четыре килограмма взрывчатого вещества разнесут любое помещение в щепки. А если учесть, что любой взрыв в замкнутом пространстве увеличивает свою мощь и воздействие в несколько раз, то всех, кто находится в это время в помещении, размажет по стенам. Ну а если не всех, то инженеры из старых подшипников извлекли с полсотни шариков, которые станут поражающими элементами.
Мысль, которую вынашивала Анна, Канунникову не очень нравилась. Это скорее жест отчаяния. Он хотел бы, чтобы