– А не вы ли позавчера говорили мне об этом?
– Я лишь предполагал, – не отводя взгляда, ответил я.
– И как по вашему события будут развиваться дальше?
– Дальше, через пару дней, когда японцы окончательно завершат высадку, второго мая они начнут выдвижение к Артуру по двум направлениям. Один из полков авангарда двинется по дороге на Пуланьдянь, чтобы далее продолжить движение вдоль железной дороги. Второй по дороге меж сопками в направлении станции Саншилипу. Генерал Фок выдвинет против них незначительные силы, которые Оку опрокинет практически не заметив, и продолжит наступление на Цзиньчжоу. К городу он выйдет эдак числу к двенадцатому мая, а тринадцатого с утра навалится на позиции пятого полка Третьякова. Каковыми овладеет уже к вечеру.
– Эка вы как детально всё описали, – указывая мне на свободный стул, хмыкнул Эссен.
– Не то, чтобы детально. Плюс-минус два три дня, – присаживаясь к столу напротив хозяина каюты, пожал плечами я. – Просто исхожу из возможностей современной армии, а она у японцев современная. И мотивации сторон. Самураи нацелены на победу и на протяжении четырёх месяцев демонстрируют завидную активность. Что до нас, то среди офицеров ходят разговоры, о телеграмме Куропаткина Стесселю не задерживаться у перешейка, и отступать к крепости.
– Вы верите слухам?
– Даже если слухи эти не имеют под собой оснований, они явственно указывают на настроения господ офицеров и нижних чинов. А если сюда присовокупить некоторые факты, то картинка и вовсе вырисовывается мрачной.
– Хотелось бы послушать, – откинувшись на спинку стула, и сцепив пальцы на животе, произнёс Николай Оттович.
– Да в общем-то всё на поверхности. За прошедшее время достаточно многое сделано на сухопутном фронте обороны Артура. И в то же время, позиции на перешейке оборудованы из рук вон плохо и делается там всё ни шатко ни валко. Я выезжал туда, пока был на излечении, и посетил когда занимался эвакуацией мастерской инженера Горского. Такое впечатление, что там всё делается для галочки. Окопы глубиной в лучшем случае полтора метра, а зачастую и того меньше. Оно конечно каменистый грунт, но я не понимаю, ни офицеров ни солдат, ведь им там драться и умирать, а они ленятся. Ходов сообщения практически нет, за обратным скатом возвышенности никаких укрытий. Блиндажи картонные и их явно мало. Артиллерия собрана с бору по сосенке и большая часть старьё. Боеприпасов недостаточно, и сомнительно, что их подвезут. Вторая линия обороны отсутствует, а её можно было устроить по Тафаншинским высотам. И тогда даже взятие перешейка не позволит японцам развить наступление. При существующем же положении дел город и порт Дальний со всей инфраструктурой упадут в руки японцам как спелое наливное яблочко. Одна подвижная железнодорожная батарея готова только благодаря настояниям покойного Степана Осиповича. Но толку от неё будет немного. Потому что руководство КВЖД решило отказаться от лишних финансовых и материальных затрат. То есть, строить ответвления для маневрирования подвижных батарей никто не будет. А это уменьшает их эффективность минимум вдвое.
– Трудно винить армейское командование в их намерении как можно быстрее отойти к Артуру, – невольно поморщился Эссен, – Ведь при пассивности нашей эскадры можно получить десант у себя в тылу. А если японский флот обеспечит поддержку с моря, то сбросить высадившиеся части попросту не получится.
– Согласен, наша пассивность граничит с предательством. Привыкли воевать со слабым противником, а как только появился сильный противник, так растерялись и непременно желаем получить решительное превосходство, чтобы задавить его мощью. Вот и сидим, копим силы. Но и армейцев подобный подход ничуть не оправдывает. Допустим, они намерены отходить. Но отчего тогда не организовывается эвакуация Дальнего? Да сейчас эшелоны должны ходить день и ночь, чтобы вывезти всё со складов. Вся инфраструктура и оставшиеся в порту суда должны быть заминированы, чтобы в случае отхода их уничтожить. Однако, ничего не делается, а это уже попахивает преступной халатностью, если не предательством.
– Эк-ка вас занесло, Олег Николаевич.
– Прошу прощения, Николай Оттович.
– Ладно. Вы ничего не говорили, а я ничего не слышал. Так, а с какой целью-то ко мне?
– Прошу временно откомандировать меня в распоряжение командующего отрядом подвижной береговой обороны контр-адмирала Лощинского.
– О к-как. Объясните?
– Легко рассуждать о том, как всё плохо и ничего не делать. Я так не могу. И коль скоро не способен повлиять на командование, значит буду делать то что в моих силах.
– И что же вы намерены сделать?
– Левый фланг наших позиций у Цзиньчжоу нуждается в усилении. Ещё при Степане Осиповиче туда были отправлены мины заграждения, но их до сих пор так и не выставили. Хочу заняться этим вопросом.
– А чтобы выполнить свой долг, опять дадите взятку? – хмыкнул Эссен.
– Не понимаю о чём вы говорите, Николай Оттович, – сделал я честные глаза.
– Это я вас не понимаю, Олег Николаевич. Вы очень, очень странный мичман.
– Ну, это не новость, Николай Оттович. Всё дело в японском осколке, который прилетел мне в голову.
– Зачем на самом деле вы хотите отправиться в бухту Цзиньчжоу?
– Возможно мне удастся сделать хоть что-то, чтобы изменить события ход которых уже предопределён, – слегка развёл я руками.
– Хорошо, я переговорю с Михаилом Фёдоровичем. А то, выпишу вам командировочное предписание, а он ни сном ни духом.
– Сейчас переговорите?
– Мичман Кошелев… – вскинулся было от такой наглости Эссен, но тут же взял себя в руки, хмыкнул, и упёршись локтями в столешницу, произнёс. – Идите, Олег Николаевич.
– Николай Оттович, так что по моей просьбе?
– Не будите лихо, мичман. Идите, – с нажимом произнёс он.
– Есть.
Выйдя из каюты командира я не без удовольствия улыбнулся. Кто я? Отчаянный храбрец, изобретатель и новатор, все задумки которого оказываются невероятно эффективными. Факт. Как и то, что я всего лишь мичман девятнадцати лет отроду, не прослуживший после морского корпуса и одного года. Явно не тот, кому позволено делать подобные высказывания в обществе командира корабля, капитана второго ранга, находящегося в полушаге от следующего чина.
И тем не менее, он со мной не просто разговаривал, а выслушал. И это означает только одно. Мне удалось зародить у Эссена сомнения. Он видит во мне как минимум предсказателя, как максимум гениального системного аналитика. А может и наоборот. По меньшей мере, в прошлый раз он предпочёл увидеть во мне гения. А, нет, это было в позапрошлый. В госпитале он скорее склонялся к провидцу, хотя ничего конкретного и не высказал.
Обратится ли он к Лощинскому о моём прикомандировании? Признаться, хотелось бы. Потому что это