Незаметно пробраться в спальню мадам Помпадур не составило труда. И спрятаться в просторном шкафу, среди платьев, тоже. Там вообще можно было жить, и никто бы её не заметил. Но уставшая за день горничная не дождалась появления хозяйки. Заснула. А когда проснулась, была уже глубокая ночь и вокруг стояла полная тишина. В щель между дверцами тяжёлого дубового гардероба пробивалось неяркое золотистое свечение. Катя выбралась из шкафа, стараясь не шуметь и не скрипеть дверцами.
В свете почти догоревших свечей она увидела на ложе мужчину и женщину. Полностью обнажённые, даже не укрытые одеялом. Она лежала в его объятиях, повёрнутая к любовнику спиной. Его бедра плотно прижимались к её ягодицам. Их руки и ноги были переплетены. Пол и стулья около кровати устилала небрежно сброшенная одежда.
В женщине Катя узнала маркизу Помпадур. И обнимал её вовсе не король Франции. Она приникла всем телом к другому человеку. Густые темные волосы, красивое жилистое тело… Эркюль Флоретт обнимал маркизу крепко и бережно, будто защищая. Было очевидно - тут не просто похоть или случайная связь. Утомленные после акта любви, они безмятежно спали, а под потолком нал ними простиралось нарисованное небо, и кружили нарисованные птицы. Даже казалось, что вот-вот раздастся беззаботный щебет.
Не желая верить в это, Катя стояла и смотрела. Значит, она не ошиблась… До боли стиснула зубы, чтобы не издать ни единого всхлипа. Слезы беззвучно скатывались по щекам. Опомнилась, лишь когда месье Флоретт открыл глаза. Будто что-то почувствовал. Его сонный взгляд сконцентрировался на фигуре горничной. Доктор, видимо, осознав, что видит её наяву, резко вскинулся. Не подумал, что может потревожить любовницу. Но та лишь сонно пошевелилась, меняя позу на более удобную. Катя же вздрогнула и бросилась вон из комнаты. Она бежала по коридору, а следом, на ходу завязывая пояс халата, спешил Эркюль.
Догнал у лестницы. Схватил её и повернул к себе. Лицо его, сначала искажённое злостью, вдруг вытянулось от удивления.
- Ты?! – достигшее пика возмущение полностью вытеснило хорошие манеры и вот он уже грубо «тыкает» ей…
Катя стояла, опустив голову. Должно быть, в первый момент спросонья он не узнал её. Платье горничной и белый чепец делают всех девушек похожими друг на друга.
- Ты что, всё время была там? - прошипел Флоретт.
Она молчала. Тогда мужчина встряхнул её за плечи.
- Ответь мне!
Было неловко осознавать, что под его халатом сейчас совсем ничего нет. От него пахло духами мадам Помпадур. Катя отступила, освобождаясь из его рук. Брезгливо повела плечами, словно его прикосновения были чем-то отвратительным. Как прикосновение змеи. Вот и пусть думает, что она видела их с маркизой оргию! Пусть мучается от стыда! Наверняка такое же отвратительное зрелище, как и эти мерзкие сцены с участием короля.
Когда девушка подняла полные слёз глаза, в них плескалось столько затаённой боли, что он сам всё понял. Наткнувшись на её презрительный взгляд, Эркюль отстранился, точно боялся обжечься. Катя словно щитом от него отгородилась. Повернулась и побежала прочь.
Пока она мчалась по коридору, всё больше отдаляясь, он некоторое время смотрел на неё. И понимал, что сейчас она не просто уходит. Она где-то внутри себя сейчас отсекла его, как больной орган, и отбросила прочь, несмотря на боль. Отныне она будет жить без надежды на него. По её взгляду всё это читалось легко, как в книге. Если раньше Флоретт сомневался, то теперь пришла полная уверенность в том, что Катрин была в него влюблена.
Эркюль зажмурился, словно желал пробудиться от плохого сна. Но чуда не произошло. Тогда он в отчаянии вдруг ударил кулаком в стену, разбивая костяшки о камень.
Глава XII Будни служанки или «Тебе ещё повезло!»
В последующие дни Катя не видела его. Сама она чувствовала себя разбитой, больной, существующей на грани нервного истощения. Кухарка сказала, что месье Флоретт тоже, судя по виду, захворал. Ходит какой-то угрюмый, лицо серое.
- Что за хандра вас тут всех косит? – развела руками женщина.
Катя ничего не ответила. От одной мысли об Эркюле слёзы наворачивались на глаза. Вот и сейчас… Ноелла поглядела на неё внимательно, потом сочувствующе вздохнула.
- И знаешь, детка, что я тебе скажу. Относись ты ко всему легче. А то я вижу, что переживаешь. Он мужчина видный. Да и по статусу нам не ровня. Шевалье. Куда там тебе, прислуге, до него? А если из-за его величества мучаешься… Так его тоже можно понять. Такова наша женская участь – удовлетворение мужской похоти.
- Не понимаю, о чём вы, - пробормотала Катя.
Она не желала обсуждать свои чувства ни с кем.
- Всё ты понимаешь, - Ноелла, кряхтя, поставила на очаг мясной пирог, поворошила угли, выпрямилась и продолжила: - Ты хоть и молодая, красивая, а такая же раба, как и другие здесь. Для чего тебя ещё использовать, как ни для услады? Если даже аристократок эта судьба не обходит. Знаешь, сколько через это заведение прошло девушек из достаточно известных дворянских фамилий? Поверь, деточка, в поле трудиться гораздо хуже. Тебе ещё повезло, что сюда попала. Бога должна благодарить. А господ советую искренне любить и во всём слушаться.
Катю шокировали рассуждения кухарки. Все её существо восставало против этого. Разве можно так лояльно, с пониманием относиться к королю, считая его увлечение юными девушками невинным? Он насильник, извращенец! Как женщины могут настолько не уважать себя? Она осознавала, что Ноелла Пифо говорила сейчас, по сути, от лица всех женщин этого времени. Это их психология, внутренняя убеждённость. Они считают это нормальным и по-другому просто не умеют смотреть на вещи! Но самое страшное было то, что и она постепенно становится такой же. Она начинает приспосабливаться к прихотям его величества и оправдывает Флоретта…
Что касается доктора, теперь Катя поняла, что в принципе не может представлять для него никакого интереса. Раньше она думала о короле, что нормальный мужчина никогда не предпочтёт такой красавице, как мадам Помпадур, незрелую девицу. А Эркюль, в отличие от Людовика, и был нормальным мужчиной со здоровыми потребностями и адекватным отношением к женщинам. После того, как узнала правду, Катя больше не могла находиться в его обществе. Она чувствовала неловкость из-за того, что в принципе посмела на что-то рассчитывать. А ещё обиду и злость. Даже кататься верхом больше не возникало желания. Теперь единственная её отдушина - лошади - ассоциировалась с ним. Одна только мысль о верховой