Нет, сначала, слышит Граф. Подскакивает и, встав в стойку, тихо рычит, глядя на дверь.
Через секунду та открывается.
Все замирают. Смех обрывается на полуслове. Вилка Юры застывает на полпути ко рту. Я медленно, будто в замедленной съемке, поворачиваю голову к входу в гостиную.
И у меня перехватывает дыхание.
В проеме стоит Владлен. За его спиной жмутся Полина и Яна. Они не смотрят на меня, их взгляды устремлены в пол, будто они не в своем доме, а на строгом приеме у незнакомых людей. Взлохмаченные, сонные, одеты не пойми во что, с пятнами на тонких не по погоде кофтах. На лицах – виноватая скованность. Яна даже прикрыла рот рукой, как будто боится чихнуть и нарушить эту гробовую тишину.
Мое сердце замирает, а потом срывается в бешеную гонку, колотя где-то в горле. Я не двигаюсь, просто смотрю на того, кто довел моих детей до такого состояния.
Первой нарушает тишину Рита. Она вскакивает с места с такой энергией, будто ждала этого весь вечер.
- Девчонки приехали! - восклицает она, хватая с буфета две чистые тарелки. - Идите скорее, садитесь! Вы как раз вовремя, утка просто объедение!
Она берет ситуацию в свои руки, как настоящий полководец на поле боя. Подходит к Полине и Яне, берет их под локти и почти силком усаживает за стол на свободные места. Накладывает им полные тарелки, сует в руки вилки. Девочки накидываются на еду, будто не ели до этого год.
Я наконец-то нахожу в себе силы пошевелиться. Перевожу взгляд с дочерей на Владлена. Голос звучит ровнее, чем я ожидала, но не так отстраненно как я хотела. Не удается спрятать злость, которую я сейчас испытываю к бывшему мужу.
- Ты привел детей, чтобы покормить? - спрашиваю я. – В твоем районе закрылись все продуктовые или нимфа не в образе, чтобы хотя бы пельмени отварить?
Владлен отводит глаза. Он смотрит куда-то в пол, будто не может выдержать прямого взгляда.
- Нет, - глухо говорит он. - Яне в аэропорту стало плохо. И… девочки захотели домой.
В аэропорту, значит? Их самолет приземлился утром. Долго же они ехали ко мне… из аэропорта. Я медленно обвожу взглядом Яну. Она бледная, да. Но не больше, чем после любой долгой дороги. Никаких признаков экстренной ситуации.
- Янчик? - обращаюсь я к дочери, смягчая голос. - Как ты сейчас? Что болит?
Яна поднимает на меня глаза. В них читается растерянность и легкий испуг, но не более того.
- Нет, мамуль, все хорошо, - она даже пытается улыбнуться. - Просто устала и перенервничала, но мне уже лучше.
И вот тогда я снова смотрю на Владлена. Он сглотнул и смотрит в окно. Все стало на свои места.
Итого, самолет приземлился утром. Я это знаю, так как начала буравить взглядом собственный телефон с той секунды, как шасси коснулось асфальта. Девочек встретил Владлен. Без цветов. Иначе они бы с гордостью притащили букеты сюда. Он не отвез их к себе домой. Потому что они бы точно переоделись и приняли душ. Он не покормил их. То, как громко чавкают близняшки, говорит за себя – они очень голодны!
Так где же был мой благоверный муж и мои дети? Ответ я знаю и так. Сняв с трапа, ни жрамши-ни срамши, не дав передышки, он повез их оформлять документы на салоны.
Удивлена ли я? Нет.
Разочарованна? О да, еще как.
Почему-то я до последнего надеялась, что хотя бы в этом вопросе, раз дело касается его любимых дочерей, Казанский проявит человечность.
Смотрю на него, и не понимаю, куда делся тот мужчина, за которого я вышла замуж? И не противно ли ему сейчас – жить с таким собой? Потому что лично мне даже стоять рядом с ним – не очень.
Яне плохо. Да, конечно. Ей стало плохо от осознания, в какую авантюру ее втянули!
Делаю глубокий вдох, выравниваю голос. Он должен звучать абсолютно спокойно, почти официально.
- Спасибо, что забрал девочек из аэропорта и привез домой, это было очень важно для меня - говорю я. – Я знаю, у вас были какие-то дела у нотариуса, но рада, что ты отложил все ради здоровья Яны, я очень это ценю. Скинешь мне адрес конторы и время, когда ты назначил встречу, я сама привезу их, куда нужно?
Владлен буквально бледнеет на глазах. Глаза бегают, он ищет взглядом поддержки у дочерей, но они увлеченно изучают узор на скатерти.
Он молчит почти минуту, наверное думает, что такого сказать, чтобы перевести беседу с неприятной темы, которая его совсем не красит.
- А что за гости… какой сегодня повод? - вдруг выдавливает он, делая вид, что не слышал моего предыдущего вопроса. - Или просто так собрались?
- Пап, ты чего? - оживляется Полина, глотая кусок утки. - Сегодня же пятница! Ты что, забыл? Мы же всегда по пятницам собирались вместе!
Она замолкает, увидев его лицо. Он не забыл. Он помнит. И это осознание бьет его сильнее любого моего упрека.
- Точно, - шепчет Казанский, его взгляд медленно скользит по столу, по лицам гостей, по камину, по мне. Он смотрит на все это, как человек, смотрящий на родной дом через оконное стекло, стоя по другую сторону улицы. - Уютно у вас здесь.
Эти три слова повисают в воздухе, тяжелые и безнадежные. «У вас». Не «у нас». И в этом «уютно» - вселенная тоски. Я внезапно с абсолютной ясностью вспоминаю, как он сам создавал эту традицию. Как сам выбирал вино, приглашал друзей, гордился моей стряпней и тем, что наш дом - это место, где всем хорошо. И теперь он здесь чужой. И он сам это прекрасно понимает.
И мне… мне вдруг становится его жалко. Не как мужа, не как любимого. А как человека, который добровольно променял все