Ни к чему торопиться с Гришей. Парень был забавным и страстным, но регулярно ловила себя на мысли, что он – не моя чашка чая. Это могло походить на острый бред, но я стремилась к идеалу, который никак не умещался в моей голове: то ли это был Леонардо Ди Каприо, которого обожала подруга, то ли фантастическая тварь. Короче говоря, много витала в облаках и о насущном не мыслила.
– Мне еще пятьсот лет томиться на темных кафедрах меда, – протянула я, ловя лицом пушистые снежинки. – Ты, как будущая актриса, поймешь. У вас там тоже нехилая нагрузка.
– Гришка – дурачок, но как будто бы неплохой отец, – сморщила носик Диана, глядя на меня. – Ты стала бы Любимовой, а дети – Любимочкиными.
– Ага, а почему у детей чужая фамилия? – посмеялась я.
– Шутница, блин!
Подруга забросала меня снегом – какое-то время мы играли в снежки, а потом вновь взялись за фотографию. Мороз кусал нас, но с румянцем девчонка выходила естественно красивой на фотках, и я увлеклась процессом съемки.
После перерыва на снеки с газировкой решили исследовать территорию. Прошлись вокруг кирпичных корпусов легкой промышленности, которые выделялись внутренним двориком с курилкой, а здания, как кукольные домики, застывшие в просроченной сахарозе красок, глядели на нас устало разбитыми стеклами. Я подумала, что нам пора двигать – до остановки было рукой подать, но автобус до Москвы ходил раз в час: стоило поторопиться.
Хотела щелкнуть на память корпус на фоне малахитовой лесополосы, но замерзшие руки не послушались, и я случайно уронила «Нокию» в снег. Присев, подобрала мобильник и протерла его перчаткой. Мой взгляд привлек какой-то пестрый предмет. Очистив его, поняла, что это зеркальце с фотографией на крышке.
– Что за?! – У меня перевернулось все внутри, когда я обнаружила наше семейное фото – мама, папа, я, лет пяти-шести отроду, и надпись: «Семья Беляевых в Анапе!». – Что происходит?..
Я не помнила этой фотографии. Мы никогда не были в Анапе, потому что папа, будучи известным фотографом, возил нас по западным странам на свои гастроли – в этом возрасте я летала в Испанию. Никак не могла взять в толк, как зеркало в принципе оказалось здесь, посреди запущенной территории бывшей фабрики. Осмотрела его со всех сторон: фото выцвело, потому что достаточно долго пролежало посреди грязи и снега. Но я не видела этого предмета ранее: ни я, ни родители, не бывали на заброшке когда-либо. Меня здорово напугала эта находка.
– Плохая примета – смотреться в разбитое зеркало, – пробубнила я и раскрыла его.
Стоило мне это сделать – реальность поплыла перед глазами. Я встала на негнущиеся ноги. На фабрике пооткрывались все двери, задрожали и разбились оставшиеся стекла. Одно слово приходило мне на ум – слово «якорь». Я нащупала якорь Седьмого этажа. Что? Какого этажа? О чем я?
Затрепетала и отворилась калитка служебного помещения бытовки. Я похлопала себя по щекам, не веря своим глазам. Ди катала части снеговика вдалеке, не обращая на меня внимания. Она словно не замечала аномальной обстановки. Я сжала в руке зеркало, шагнула к распахнутой двери, стиснула зубы, утешая сердце, – все хорошо, ведь чуяла, что что-то не так! – и вошла в новое пространство.
Передо мной расстилался городок, усеянный техногенными отходами и мусором. Как будто кто-то оставил его в запущенном состоянии после насыщенной жизни. Магазинчики напоминали выцветшие картины американских ретро-реклам. Большинство зданий были покрыты слоем пыли и грязи, а витрины заколочены рекламными щитами на непонятном языке, рассказывающими о товарах, которые уже давно перестали существовать.
– Эй… Есть кто? – Я двинулась вдоль пустынной улицы.
Ветер ворошил бумажный мусор. Звезда, напоминавшая наше солнце, опаливала землю. Среди руин обнаружила открытый магазинчик. Стеклянная дверь распахнулась – вышел молодой блондин, держа руки в карманах кожаной куртки. Я не отрывалась от его лица: лазурные глаза, острые скулы, зачесанные волосы – меня окутало дежавю.
Ощупала в кармане зеркало, и все вдруг встало на свои места. Водопадом хлынули воспоминания: о песне, что играла из «Мерса», пока бог-ликвидатор расправлялся с бандитами, о мутантах-поездах метро, о карусели на цепочке, о Соборе в Барселоне, о значке футбольного клуба, о поцелуе в кабине экипажа эйрбаса, о любви в Архиве Земли… Меня обманули. Сыграли в игру, где я не сильна в правилах, и отмотали время, чтобы возродить последнего человека, а вместе с ним остальной мир.
Я отшатнулась в помутнении и прикрыла губы, а парень посмотрел с вызовом, изогнув бровь, и спросил:
– Че ты тут ошиваешься, деточка?
– Я же Вера. – Приложила к груди кулак, сжимающий зеркальце. – Т-ты, ты не помнишь? Ян… Ян!
Я бросилась на шею, обнимала, целовала в немые губы. Оторвавшись, слезно проголосила:
– Я люблю тебя! Мне тебя не хватало, не до конца забыла тебя! Искала среди чужих лиц только твое – столько лет!
Бог поглядел отстраненно. Его будто хватил удар: напарник выставил руку, и я увидела, что он не носил знаков Хаоса, Порядка и арочных переходов. Я запаниковала, пока мой возлюбленный трясся в конвульсиях, закрыла рот, в панике ища, чем остановить припадок. Из магазина выбежала брюнетка, кинулась к Яну, обхватила его щеки руками в кружевных перчатках и поймала взглядом блуждающие глаза:
– Успокойся, Янус, ну? Давай! – Она отвесила богу пощечину и сдавила пальцами челюсть, потрясая. – Гхиле бме тка? Войле! Войле!
Это Эвелина, думала я, одуревая от здешней жары и происходящего. Веля говорила с Яном на странном языке, пока я, выговаривая бесполезные извинения, теряла почву под ногами.
– В…
– Войле! Ий на макурана, съипи-то, гхиле бме тка, – затараторила Веля. – Считай чертово уравнение, Янус! Не имей мне мозг!
Напарник опустился на корточки, накрывая голову, как неразумный ребенок. Он шептал, чтобы его оставили в покое, но Веля была настойчива: она схватила его за плечо, подняла, как пушинку, будто не была сантиметров на десять ниже, заставила посмотреть в глаза и еще раз ударила по лицу.
– Ты слушаешь меня? Не устраивай сцен! Говори живо: гхиле бме тка?
У меня складывалось ощущение, что я еще сплю и вижу непроходящий кошмар в кошмаре. Сердце стучало, обрушиваясь в свободном полете. Что я наделала? Как это… вообще возможно?
Но, к моему величайшему облегчению, Ян выдохнул и произнес:
– Май… май-мо. Ий на макурана, но льет. Гхиле бме така – хва май-мо.
Эвелина смягчилась лицом. Она выдохнула, похлопала расслабленно бедолагу по плечу и сказала:
– Иди-ка к Зеве, дорогуша. Он тебя осмотрит.
Бросив на меня равнодушный взор, Ян