— Грудь болит, — прохрипел Брежнев, глядя куда-то мимо нас. — Ударился о спинку переднего кресла.
— По идее головой должны были удариться, — решил я блеснуть эрудицией.
— Головой Гапуров ударился, а я зачем-то привстал, сам не знаю, как это получилось, и тут мы в эту каменюку со всего размаха въехали.
Тут как раз нарисовался Гапуров, всё ещё бледный, с кругами под глазами.
— Как вы себя чувствуете, Леонид Ильич? — дрожащим голосом спросил он.
— Бывало и лучше, — поморщился генсек. — Грудь болит, чего дорого, рёбра переломал. И часто у вас тут такие обвалы происходят?
— Давно уж не было, Леонид Ильич, — сокрушённо развёл руки в стороны Мухамедназар Гапурович. — Это ж вот как специально, словно бы кто-то нарочно всё это устроил, когда мы тут проезжали… Нет, нет, конечно же, это всего лишь случайность, — торопливо добавил он, заметив. Как напрягся Медведев.
— Это ещё следствие установит, случайность или нет, — буркнул тот и повернулся к гаишнику с погонами майора. — Нужно срочно вызвать вертолёт с врачом, и на нём же эвакуировать пострадавших.
— Уже вызвал. Будет через двадцать минут. Сядет в Фирюзе, нужно будет вернуться в посёлок.
— Давайте я займусь здоровьем Леонида Ильича. Мне кажется, ему моя помощь не помешает.
Медведев с майором посмотрели на меня удивлённо. К чести телохранителя Ильича, он быстро пришёл в себя.
— Ах да, вы же врач… Ну займитесь, только упаси бог навредить товарищу Брежневу!
— Он не навредит, — раздался снизу глухой голос сидящего у дерева генерального секретаря. — Давай, Арсений, действуй.
Я помог Брежневу принять лежачее положение, встав рядом на колени, после чего незаметно активировал браслет и, закрыв глаза, принялся диагностировать повреждения внутренних органов, надеясь, что обошлось без перелома рёбер. Увы, одно было сломано, на ещё одном — трещина. Плюс травматический пневмоторакс. О чём я честно и сообщил Брежневу, прежде чем взяться за лечение.
Всё закончилось где-то спустя минут тридцать — я время не засекал. И пневмоторакс убрал, и рёбра зарастил костной тканью. Вернее, постарались мои верные «паутинки», я же всего лишь давал им мысленную команду.
Когда открыл глаза, то увидел встревоженные лица собравшихся.
— Всё, можете вставать, — сказал я, плюхаясь на задницу рядом с генсеком и прислоняясь спиной к стволу.
Всё-таки даже с моим прокачанным умением тяжело в один день выполнять сразу две манипуляции — с бурситом колена и пневмотораксом со сломанными рёбрами. Так-то даже три получается.
Брежнев с помощью Медведева поднялся на ноги, стоял, потирая грудину, словно бы проверяя, на месте ли трещина.
— Вот же ты молодец какой, Арсений, недаром я тебя с собой взял, — покачал он головой. Ты как себя чувствуешь сам-то, Арсений? Что-то вид у тебя неважнецкий.
Я тоже встал, с наигранной бодростью улыбнулся:
— Да всё нормально, Леонид Ильич, мне бы подремать пару часиков — и буду как новенький.
— Подремлешь, пока до Фирюзы будем добираться. — согласился Брежнев. — Поедешь с нами. Вернее, мы с Мухкамедназаром сядем в «Волгу», а вы с Володей садитесь в машину ГАИ. Едете за нами следом. Пару часиков подремать не получится, в вертолёте поспишь. Полетишь с нами… И Володя тоже.
— Не успеет поспать, — вмешался Гапуров, — там четверть часа до Ашхабада лететь.
— Ну тогда, Арсений, в поезде выспишься, — принял решение Брежнев.
До Фирюзы долетели мигом, я и правда только начал носом клевать, как прибыли на место. Дальше меня с дипломатом в руке вместе с Брежневым, Гапуровым, обоими телохранителями и контуженным водителем «Чайки» посадили в вертолёт, который взял курс на Ашхабад. Медведев сразу поинтересовался, есть ли на борту рация, после чего на несколько минут ушёл в кабину пилота. Я же достал из дипломата парочку бутыльков с «живой водой», один дал Брежневу, второй Гапурову, который по-прежнему был бледен — его даже вырвало перед посадкой в вертолёт. Обоим сразу же похорошело, что было заметно даже невооружённым глазом.
И тут же меня снова начало клонить в сон. Организм требовал отдыха, сна, во время которого мои жизненные силы хоть немного, но восстанавливались. Я успел всё-таки вздремнуть несколько минут, прежде чем кто-то толкнул меня в бок:
— Просыпайтесь, садимся.
Я открыл глаза, посмотрел в круглое стекло иллюминатора. Приближалась выложенная бетонными плитами взлётно-посадочная полоса аэродрома, вдали высились подёрнутые голубоватой дымкой горы. Брежнев и Гапуров что-то оживлённо обсуждали, Медведев переводил взгляд с одного пассажира вертолёта на другого, словно бы каждого в чём-то подозревая. Сидевший рядом со мной врач, который, судя по всему, и растолкал меня, выглядел озабоченным и одновременно недоумённым, то и дело косясь в мою сторону. Видно, всё никак не мог взять в толк, как это я прикосновением руки, пусть даже это заняло какое-то время, вылечил самого Генерального секретаря ЦК КПСС. А может, подозревал меня в мошенничестве, поскольку диагноз я сам озвучил и сам же якобы произвёл исцеление.
Да плевать, главное, что генсек мне доверяет, и что я вернул его к жизни, иначе дорогому Леониду Ильичу пришлось бы пару недель точно проваляться на больничной койке.
С аэродрома вполне, между прочим, бодрых генсека с Гапуровым сразу же повезли в республиканскую клинику. Мы с Медведевым и охранником Мухамедназара Гапуровича тоже составили им компанию.
Рентген показал у Брежнева сросшиеся ребра и рубец на плевре. У Гапурова — остаточные явления сотрясения травмы головного мозга. К слову, первого секретаря ЦК КУП Туркменской ССР консультировал лично Юрий Михайлович Волобуев — главный нейрохирург Минздрава Туркмении.
Ко мне у врачей был профессиональной интерес. Мол, как так удалось движением руки срастить рёбра? Я всё это время сидел в коридоре, ожидая результатов исследования, и откровенно клевал носом, поэтому вопросы хирурга меня немного раздражали.
— С божьей помощью, — довольно грубовато ответил я.
После клиники у Брежнева возникла идея где-нибудь посидеть, попить чайку и перекусить. Гапуров тут же предложил лучший ресторан Ашхабада, однако Леонид Ильич решил пригласить Гапурова к себе в вагон. Тот, естественно, вынужден был согласиться, да ещё и