На это уходит какое-то время.
– Она предложит больше, – сообщаю я Лемми и смотрю в его глаза достаточно долго, чтобы он понял – это не шутка.
Лемми снова отводит меня в парадную каюту, или как уж она называется, переодеться в джинсы и черную футболку. Футболка мне как раз, но когда я заворачиваюсь в полотенце, словно в юбку, Лана понимает и без всякой суеты приносит мне такие же, как в прошлый раз, треники.
На груди футболки, разделенной на четыре части, Фредди, Джейсон, Майкл и Кожаное Лицо.
– Снова Синнамон? – спрашиваю я.
Лана пожимает плечами, словно это не имеет значения, но Лемми кивает.
– Она видела эти записи с дрона, что ты показывал в классе? – не могу не спросить я.
Лемми снова пожимает плечами – не хочет никого ставить в неловкое положение.
Но она спрашивала. Не могла не спросить. Так она узнала, что нужно спрятать Хетти, и Пола, и Уэйнбо, спугнуть лошадь, закатить мотоцикл в озеро. Ей достаточно было всего-то сказать Лемми, что она хочет научиться управлять одним из его дронов. Но, управляя дроном со своего стула, она случайно открыла для себя записи, отправила их себе, а потом стерла следы.
– Она… там, – говорю я, выставляя губы в сторону плотины. Фильм прошлой ночи. Резня.
– Да, она просила, чтобы мы высадили ее, – говорит Лемми.
– «И мясник, и пекарь, и кошмаров творец», – бормочу я с намеком на Синнамон, и Джинджер, и Марса [31].
– «Сказочные девушки Бейкер», – с ухмылкой добавляет Лемми.
– Вы двое уже покончили с этими делами, как уж они называются? – спрашивает Лана, моргая от нетерпения глазами.
Когда я во второй раз захожу в парадную каюту, то обнаруживаю свой телефон на том самом месте, где я его оставила, он мигает, сообщая о последнем послании Леты – с голосовым напоминанием, которое я отправила. И телефон подключен к зарядному устройству.
Ох уж эти ублюдки. Неужели я не могу просто их ненавидеть и забыть об этом?
– Итак? – говорит Лана, когда я возвращаюсь.
Она сидит на стуле, скрестив ноги, и курит сигарету. Я не удивилась бы, если бы она пользовалась мундштуком, как злобный преступный гений в одном из фильмов Диснея, но она, как и все мы, держит сигарету неухоженными пальцами.
Я сажусь на стул, явно поставленный для меня, она проталкивает ко мне коробку со всеми курительными принадлежностями, словно мы играем в покер и она делает крупную первую ставку.
Ну что ж, пусть так.
Я набиваю самокрутку дольше, чем требуется, – каким-то образом она угадала мою любимую марку, – достаю из целлофановой упаковки книжечку спичек и одной рукой чиркаю спичкой о терку, вдыхаю восхитительный дым и, прежде чем выдуть его, позволяю всем молекулам моего тела ощутить его вкус. Из громкоговорителей доносится музыка, но она далекая, тихая.
– Вы знали, что она может ходить? – спрашиваю я наконец.
Синнамон. Кто же еще?
Лана не отвечает на мой вопрос, вместо ответа она говорит:
– Я не… мы не… она только сказала, что она рада вернуться в Пруфрок. У нее проснулись воспоминания о сестре. Она была… гостьей дома.
– Гостьей судна.
– Гостьей яхты.
– Этот фильм был ее местью, – говорю я. – Всем нам.
– Она сказала Лемми, что это дань памяти, подарок Пруфроку. Я надеюсь, у него не будет неприятностей за то, что он сделал, да? Это дело с дроном.
– Он ведь ничего не знал?
Не знал, качает головой Лана и говорит:
– Но как она навела туда медведей? И бензопилы?
– Ну, у нее было четыре года на планирование, – говорю я. О таких вещах я узнала от тебя, шериф: когда убийца в городе, то все городские убийства, вероятно, его рук дело, так? – Сколько человек? – я спрашиваю, сколько человек погибло во время показа фильма.
– Еще не подсчитали, – говорит мне Лана, глядя на свою руку, словно удивляясь тому, что снова курит.
На самом деле я не хочу знать сколько. Меня интересуют не цифры, а люди, их имена.
– Но вы положили этому конец? – говорит наконец Лана, глядя на меня сквозь облако дыма. – Лета положила конец тем, что она сделала?..
Я пожимаю здоровым плечом, потом покачиваю головой: нет, Лета не положила этому конец.
– И поэтому здесь аэроглиссер? – спрашивает Лана. Она более проницательна, чем я могла предположить.
– Я хочу проехаться с ним еще раз – в последний, – бормочу я.
– С шерифом, – говорит Лана. – Вы говорите это таким… окончательным тоном, – добавляет она.
Я пожимаю плечом, я не говорю ей, что поплыла бы и на каноэ, но каноэ тут нет. К тому же у каноэ низкая скорость, в отличие от этого серебряного велосипеда.
Каждый раз, когда корпус яхты клюет носом и касается дна, моя рука тянется к ручке газа, а это значит, что в открытой ране, какую являет собой все это, появится еще один шов.
Я надеюсь.
Это глупо, и тоскливо, и по-девчоночьи.
Я втайне думаю, что я все еще девчонка. Внутри.
– И что с ним? – спрашиваю я про аэроглиссер.
– Да что-то с газом, – говорит Лана, отмахиваясь сигаретой от пустых подробностей. – Родриго все починит, если вам это надо. Он говорит, что запасная часть на замену уже лежала под штурвалом.
Я киваю.
Да, именно то, что мне надо.
– Спасибо, – благодарю я. – Вы мне очень помогли.
– Мой муж, – говорит Лана, прикусывая губы зубами, словно массируя эти слова, прежде чем выпустить их на свободу, – он… он говорил, что это самое красивое место на земле, вы это знали?
Я отрицательно качаю головой: нет, не знала. Но я тоже так думаю.
– И еще он говорил, что нам не следовало сюда приезжать, – добавляет Лана. – Что мы его просто портим.
И с этим я тоже согласна.
Но вина лежит не только на нем. За много десятилетий до их приезда Глен Хендерсон убил своего лучшего друга и партнера по бизнесу. Ремар Ланди похищал детей и хоронил их, выстроив могилки в ровный опрятный ряд перед своей хижиной. И весь город вынуждал потерявшуюся маленькую девочку жить как кошка на улице.
А на протяжении нескольких лет до того, как Дикон Сэмюэлс заглянул к Лонни, чтобы заправиться, они делали то же самое со мной.
Возможно, продолжат после этой ночи.
Но на сей раз… на сей раз не я сражалась со страшным серым волком, так что, может быть, и не особо засветилась?
В этом одна из особенностей слэшера, и касается она последней девушки: должен быть и другой