– Ты все еще делаешь это?
– У чувака из фильма есть борода. И у него типа приступ буйства.
– Лета знает это кино?
– Куда важнее, знает ли она о Хетти и Поле?
– И Уэйне Селларсе. – Баннер не возражает, он готов к сотрудничеству. Судя по его тону, все три из этих упомянутых мертвых тел им уже списаны. – И ты до сих пор не сказала мне, как ты узнала про Терри.
– Терри?
– Это лошадь Уэйна Селларса.
– Никогда не слышала о лошади с такой кличкой.
– Это сокращенное от Терранс, – говорит Баннер. – Так ты говоришь, в этой записи с дрона есть и еще кое-что?
– Ты говоришь, как он.
– «Он»?
– Твой предшественник.
– Рекс Аллен?
– Харди. Он как-то раз задал мне точно такой же вопрос. Как я узнала о том, что случилось с этим голландским пареньком и его подружкой.
– С тем, которого Лета нашла на моей вечеринке в школе?
Вот так, я вернулась на прежнее место, костер готов вот-вот погаснуть. Лета на мелководье с телом, и ей кажется, что она может вернуть его к жизни.
Вроде оттуда все и начинается.
– Там была подружка? – спрашивает Баннер. – Я думал, что, кроме парня, там и не было никого.
– Морозилка Иезекииля, – говорю я, показывая губами на озеро.
А вот чего я не договариваю: эта блондинка теперь там, на глубине, рядом с моим отцом. Как и Стейси Грейвс, если большая бледная рука на ее щиколотке и в самом деле была рукой Иезекииля.
«Мне очень жаль, – говорю я голландской девушке и Стейси Грейвс. – Я надеюсь, что он гораздо мертвее вас обеих». Неужели так оно и есть? Мой отец в озере, все, чем он может там заниматься, – это искать бутылки из-под пива на дне – может, в них осталось еще хоть сколько-нибудь.
И его, я думаю, больше интересовали бы те, кто в возрасте Стейси Грейвс, а не той голландской девушки.
– Ты чего делаешь? – спрашивает Баннер.
«Смотрю на мир с закрытыми глазами», – не отвечаю я ему.
Я не знаю, буду ли я рассказывать об этом Шароне.
Вероятно, нет, не буду.
Я что говорю – я ведь с семнадцати лет разговариваю с психологами и психотерапевтами. И одно я четко усвоила: им нельзя говорить ничего такого, отчего они начинают постукивать авторучкой по нижней губе и говорить «интересно», после чего перед нами открывается пространство для «обсуждения» и «проработки».
Не могу ли я закупорить это в бочку, укатить ее в погреб и забыть о ней и ее содержимом? Бога ради? Пока ты говоришь о таких вещах, они остаются живыми и происходят, тогда как «мертвый и похороненный» есть то, чем он и должен быть.
Это из зомби-фильма 1981 года, Алекс.
Отчего мой ученик «Алекс» оглядывается, черт побери.
Тогда Алекс Требек. «Похоронены, но не мертвы» – зомби-фильм 1981 года, «Требек». Произносится ритмично, как ранний Джеймс Бонд.
– Нет, я не хочу, чтобы лес горел, – уныло сообщаю я Баннеру, будто он об этом и спрашивал, будто я закрыла глаза, чтобы помолиться об удачном тушении пожара. Не знаю. Наверняка случались вещи и поглупее.
– Этим делом сейчас заняты Джо Эллен и Баб, – говорит Баннер, подтягивая на себе брюки, будто на съемках вестерна. – Они и его найдут. Сета.
– Нет, если он не хочет, чтобы его нашли, они его не найдут.
– Он не может прятаться вечно.
Я пожимаю плечами, говорю:
– Джинджер Бейкер разве не пряталась?
Не вечно, но все же она прожила там четыре недели как-то после очередной резни. Если городская девочка из младшего класса средней школы может столько времени прожить на ягодах, на росе и еще бог знает на чем, то сколько может продержаться тот, кто хорошо знает лес, животных, сезоны?
Когда мы в следующий раз увидим Сета Маллинса, он может выглядеть как Дьюи из предпоследнего «Крика»: посеревший лицом, с проседью, кем-то вроде жалкого подобия себя самого.
Лета присылает мне кучу захватывающих фильмов, да. Я пытаюсь их просматривать в свободное время между просмотром фрагментов из «Мумии» 1999 года – фрагментов, в которых я и половины не понимала.
– Они и в самом деле сняли вторую серию «Избавления»? – спрашивает Баннер. – Но разве этот парень, что визжал, как свинья, не умер?
– Это не совсем вторая серия, – говорю я ему, глядя на дымок, ползущий по небу. – Это что-то типа… Ты знаешь, «Рассвет мертвецов» Ромеро был выпущен в Италии, как «Zombi» без «e»? [15] Потом «Остров кошмаров» Фулчи был переименован в «Zombi 2», чтобы побольше бабок заработать?
– Ну почему итальянцы ненавидят букву «е»? Хотя постой – этой буквы нет в слове Italians, да? Теперь я понимаю.
– Разговаривать с тобой всегда одно удовольствие. Нам нужно почаще встречаться.
– Ты первая начала.
– Да, что ж, я начала, я и кончаю.
В доказательство я растерла окурок подошвой моих туфель на высоких каблуках. Точнее, на «средних», я думаю, но для меня они все равно высокие.
Баннер смотрит на меня, ждет, когда я закончу.
– Ты не сказала «нет», – говорит он. – Касательно Эди.
– Это потому, что младший братик Хетти пропал? – говорю я. – Если один малыш исчезает, то могут и остальные следом за ним? Включая и твоих?
– Я…
– Нет, это хорошая мысль, – говорю я ему, кладя руку на его плечо. – Ты хороший отец, Баннер Томпкинс.
К моему удивлению, после этих моих слов он начинает быстро моргать.
Он достает свои хромированные солнцезащитные очки, надевает их, чтобы его эмоции оставались при нем.
– Если мужик, то на девяносто процентов идиот, – говорю я, снимая руку с его плеча так, словно опасаясь какого-то вируса. – Но ты хороший отец. Лета сделала хороший выбор.
– Извини… за урок, – говорит Баннер, снова выворачивая голову на гудок с неразрешенной парковки.
– Ради Эди я готова на все, ты это знаешь. Даже от работы отказаться.
– Дело не в…
– И если уж мы говорим о резне… – говорю я, подавляя желание закурить еще одну сигарету.
– Мы разве говорим о резне?
– А как же два убитых ребенка в лесу?
– Судя по тому, что ты говоришь, так даже три.
– И теперь у нас уже есть свой Леонард Мерч, – говорю я, поднимая голову вверх, к дыму, – лес почти горит.
– Этот чувак из… «Семейки монстров»?
– Ты имеешь в виду Лерча? Из «Семейки Аддамс»? Леонард Мерч – это ложный след для «Выпускного вечера». Где Джейми Ли Кертис играет.
– Типа первый зомби в «Ночи живых мертвецов»?
– Забудь об этом, я