XVIII
Мы вновь очутились у того темного пункта, где кончается влияние наисправедливейшей и наиболее просвещенной воли человека на события, от которых зависит наша удача или неуспех. Не существует ни одной мало-мальски возвышенной драмы, ни одной великой поэмы, где бы тот или другой из героев не очутился на этом перекрестке, решающем его судьбу. Почему этот бодрый и разумный человек совершает тот или иной проступок, то или другое преступление? Почему женщина, знающая, что она делает, не может удержаться от поступка, навеки обрекающего ее на несчастье? Кто выковал звенья той цепи бедствий, что опутала беззащитную семью? Почему все рушится вокруг одного и превосходно устраивается у другого, менее сильного, менее умного, менее деятельного и способного? Почему одному дана любовь, кротость, красота, и почему другой наталкивается на своем пути лишь на ненависть, измену и злобу? Почему людям равного достоинства суждены: одному упорное счастье, другому непрестанное несчастье? Зачем постоянная буря над одною кровлей, а над другой неизменно звездное небо? Почему одному гений, здоровье, богатство, а другому бедность, болезнь и идиотизм? Откуда зарождается страсть, источник стольких зол; откуда является страсть, источники бесчисленных благ? Почему отрок, повстречавшийся мне вчера, идет не торопясь к неизмеримому блаженству, и во имя чего друг его идет тем же мирным, неведующим и покойным шагом к смерти?
XIX
Жизнь часто задает нам вопросы такого сорта, но как часто, чтобы дать на них удовлетворительный ответ, нам приходится обращаться за ним в область сверхъестественного, предопределенного, сверхчеловеческого, в область тайны! Только немногие искренно верующие люди признают в этих событиях вмешательство божества. Но, если нам случится проникнуть в дом, в котором разразилась гроза, или в такой, где царит мир, то мы редко выйдем из него, не поняв простой, человеческой причины этой грозы или мира. Если мы знали доброго и разумного человека, совершившего известный проступок или преступление, то мы знали также и все обстоятельства, побудившие его к тому, и что эти обстоятельства отнюдь не были сверхъестественными. Если мы ближе знакомились с женщиной, отважившейся на поступок, который повлек за собою ее несчастье, то мы знали прекрасно, что поступок этот не был роковым, и что на ее месте мы бы так не поступили. Если мы были друзьями того человека, кругом которого все рушилось, и его соседа, у которого все отлично устраивалось, то мы видели также, как желудь с дуба падал то на скалистую, то на плодоносную землю, и не думали в то же время о зложелательных и преисполненных мрачных намерений силах. И если бедность, болезнь и смерть остаются тремя несправедливыми божествами человеческого существования, то, во всяком случае, уже не внушают нам былого ужаса. Нам кажется теперь, что они прежде всего бессознательны и слепы, что им неведом ни один из тех идеальных законов, которые, как мы верили, они одобряют, и часто приходилось нам констатировать, что в тот момент, когда мы звали их испытанием, наградой, наказанием, искуплением, причуды их без разбора опровергали то чересчур высокое и нравственное имя, которое мы давали им.
XX
Как ни склонно наше воображение допускать и даже желать вмешательства сил, превышающих человеческие, в практической жизни весьма немногие из нас, даже между самыми завзятыми мистиками, не будут убеждены, что наше нравственное несчастье зависит в сущности от нашего ума и характера, a физические наши бедствия от соединения известных, часто плохо изученных сил, от соотношения между причиной и следствием, сплошь да рядом плохо выясненного, но в то же время далеко не совсем чуждого нашей надежде проникнуть когда-нибудь в тайны природы. И мы живем, собственно говоря, в этой уверенности, которая колеблется серьезно лишь, когда дело заходит о собственных наших невзгодах, потому что тогда нам трудно разбирать или признаваться себе в совершенных проступках и чересчур тяжело для нашей человеческой надежды сознавать, что наши несчастья имеют не более глубокие причины, чем несчастья желудя с дуба, упавшего на утесистую почву, волны, рассыпающейся пеной по песку или разбивающейся о скалы, насекомого, маленькие крылышки которого отогреваются сверкающим лучом солнца и существование которого пресекается любой пролетающей мимо птичкой.
XXI
Предположим, что мой сосед, близко мне знакомый, которого я вижу ежедневно, и уважаю за его правильный образ жизни и чистые нравы, теряет последовательно жену, погибающую во время крушения поезда, одного из сыновей, делающегося жертвой кораблекрушения, другого, гибнущего на пожаре, и что, наконец, последний его сын умирает от болезни; я буду горестно поражен, но ни минуты не подумаю приписать весь этот ряд несчастий мщению божества, невидимому правосудно, странному и злобному предопределению, ожесточенному и сознательному року. Я подумаю о жизни, о ее тысячах несчастных случайностей, я увижу во всем этом ужасное совпадение, но мне и в голову не придет, что сверхчеловеческая воля сбросила в пропасть поезд, натолкнула на подводную скалу корабль, подожгла пожар, совершила целый ряд чудовищных усилий, чтоб огорчить или покарать несчастное существо, в том даже случае, если оно оказалось виновно в большем преступлении, одном из тех великих, человеческих преступлений, которые так малы пред лицом вселенной, в преступлении, не перешедшем, быть может, за пределы его мысли или желания и не поколебавшем даже былинки на поверхности земли.
XXII
Но он, пораженный этими неоднократными, сильными ударами, страшными словно молния в бурную ночь, будет ли он думать так, найдет ли он их столь же обыденными, естественными и объяснимыми? Слова: судьба, счастье, случайность, неудача, рок, звезда и, может быть, слово «Провидение» не примут ли в его мозгу никогда небывалого доселе значения? Не станет ли он вопрошать свою совесть, освещая все ее потаенные уголки, не ощутит ли он вокруг своей жизни присутствие таинственных влияний, сил, некоторую злую волю, которой не вижу я? Кто из нас прав? Кто из нас видит дальше и яснее? Быть может, в часы несчастий открываются истины, сокровенные в часы сравнительного затишья? Какой же момент нужно выбрать, чтоб отгадать смысл жизни?
Вообще истолкователь жизни, кто бы он ни был, выбирает часы несчастий. Он проникается и нас заставляет проникнуться душевным состоянием жертвы. Он изображает нам вкратце несчастья другого лица так внезапно и тяжело, что они дают нам на мгновение иллюзию личного несчастья. Сверх того, ему почти невозможно изобразить их нам такими, как в действительной жизни. Если бы мы прожили долгие годы с главными героем потрясающей нас драмы, если б этот герой был нашим братом, другом, мы, по всем вероятиям, перечислили бы, на лету узнали бы все причины его несчастья,