– Коля?
– А?
– Я ведь не сплю, правда?
Он усмехнулся.
– Не думаю.
Поэтический вечер проходил в фешенебельном ресторане в центре столицы. Полтора столетия назад в этом старинном особняке, наверняка, давали балы, а сейчас можно было парой строчек заставить зрителей тебе рукоплескать. Чем не преемственность поколений, думала про себя Вера, потягивая игристое. Коля ушёл готовиться к выступлению, а она жадно глазела по сторонам и с удовольствием отмечала уколы зависти в адрес её платья со стороны других девушек. Многие были одеты красиво, но их наряды не притягивали взгляд.
Вера поднялась со своего места и продефилировала к барной стойке – заказать греческий салат. Парнишка с южными чертами лица, по возрасту не старше выпускника колледжа, задержал на ней долгий взгляд, усмехнулся и пообещал, что повар сделает всё по высшему разряду. А затем щелчком пальцев заставил самбуку в бокале загореться. Подошедший официант мигом алкоголь унёс.
– О, вы пиромант! – отметила Вера.
– Ага.
– И как ваш работодатель к этому относится?
– Отлично. Экономит на зажигалках, – с усмешкой ответил бармен.
– И не жалко тратить талант на эту работу?
Парень пожал плечами.
– Жить как-то нужно. Не каждый наставник в состоянии обеспечить своего студента. Вот и приходится крутиться.
Вера понимающе кивнула. Когда она только поступила в университет и съехала от родителей в общежитие, тоже пришлось подрабатывать. Сначала раздавала листовки на Никитском бульваре, затем устроилась на полдня администратором в стоматологию. Продержалась около года, уволилась из-за невыносимого прессинга начальства. За год перебрала кучу мест, успела даже постоять на кассе в сетевом супермаркете, пока не устроилась верстальщицей в издательство. Несмотря на большую загруженность, работа Вере нравилась. А самое главное, этого хватило, чтобы на третьем курсе съехаться с однокурсницей, платить за квартиру половину стоимости и ещё оставалось на классные шмотки в стоковых магазинах.
– Да, понимаю вас, – после паузы ответила Вера.
Она вернулась к своему месту как раз в тот момент, когда Николая объявили к выходу. И он снова был хорош собой. Свет софитов подчеркивал его гордый подбородок, чуть островатые скулы, а глаза горели неподдельным огнём. Ему нравилось выступать на сцене, красоваться перед этими людьми. Десятки глаз смотрели сейчас на Колю, и Вера не знала, как к этому относиться – быть гордой, что она (именно она!) приехала с ним на этот вечер или ревновать из-за огромного внимания.
Сегодня Коля читал новые стихи, придуманные в те безумные часы, когда она спала. Один описывал лирическую героиню, которую поэт восхваляет и унижает одновременно. Строчки перемешивались и создавалось ощущение двуличности героя. Второе стихотворение он посвятил великому поэту, но в его образе читалось восхваления самого себя.
Подали салат, но Вера почувствовала тошноту от одного его вида.
Третье, четвертое, коротенькая поэма о доме без дверей и окон и герое, запертом наедине со своими мыслями…
Публика рукоплещет. Николай спускается со сцены и принимает поздравления от поклонников. А Вера не может усидеть на месте. Её будто гонят прочь отсюда. Прочь от Николая.
– Дорогая, с тобой всё хорошо? – голос над ухом.
Вера подняла взгляд с белоснежной скатерти. Взгляд Николая радостный, но выражение лица озадаченное. Он будто пребывал в двух состояниях одновременно, как лирический герой из первого стихотворения.
– Что-то мне нехорошо, – ответила Вера.
Они вышли подышать во внутренний дворик. Небольшой парк с зелеными шариками кустов простирался метров на сорок вперёд. Дорожку из щебня обрамляла стриженная зелень. Слабый ветерок обдувал лицо Веры и, казалось, неожиданный приступ (неужели паники?) начал сходить на нет. Она чувствовала небольшую отстранённость Николая, как будто он боялся её потревожить каким-то неверным движением. Вера посмотрела в его грустные, опустошенные глаза. Ещё пару минут назад они лучились счастьем от прекрасного выступления (да, странного из-за набора лирических произведений), а сейчас она будто вынула из Николаевой груди сердце и сжимала своими холодными пальцами.
– Прости, я всё испортила.
– Хочешь поехать домой?
– Нет. Сейчас пройдёт, – после паузы ответила Вера.
Она сделала несколько неуверенных шагов, будто ступала не по щебню, а голыми стопами по битому стеклу. И щебень крошился на сотни осколков, множа её тревогу. Она ещё не понимала природу этого чувства, но чуткое женское сердце предвкушало что-то плохое, что-то тёмное.
Коля приобнял её за плечи (тёплая рука на её голом плече), и Вера вздрогнула.
– Замёрзла?
– Давай вернёмся в зал, – сказала Вера, пытаясь скрыть беспокойство.
До конца официальной части она так и не притронулась ни к салату, ни к вину.
После объявления свободного микрофона, гости оживились и рассыпались на небольшие группы по интересам. Николай потащил Веру в самую гущу этого кипящего творческого котла, познакомить со своими друзьями. Поэты и прозаики, писатели и редакторы мелькали перед глазами и даже не зацеплялись. И каждый норовил разлить сладкий елей перед ними – какая вы идеальная пара, как же вы хорошо смотритесь…
Запомнился Вере один грузный старик с редкими седыми волосами, отчего розовая голова вся была в бусинках пота. Он пользовался особым почтением среди публики – каждый норовил поздороваться с ним, когда проходил мимо. Некоторые даже делали это не по разу.
– Это Аскольд Самуилович, промышленник, меценат и большой поклонник искусства, – объяснил ей Коля. – Он организовал это мероприятие.
Вера бесцветно хмыкнула, что должно было означать: «Круто».
Когда Коля представил её Аскольду Самуиловичу, старик буквально облапал её своими дрожащими глазами. Вере сразу стало не по себе от этого человека. Она попыталась сохранить лицо при плохой игре, но вышло так себе. Видимо, презрение было столь заметно, что старик сказал:
– А ваша девушка не очень мне рада, Коленька.
Николай глянул на неё непонимающе.
– Она просто впервые на таком мероприятии. Немного смущается.
Аскольд Самуилович расплылся в ехидной улыбке.
– Не сказал бы.
– Простите меня, я плохо себя чувствую, – выдавила Вера. Тошнота снова подкатила к горлу. Она ещё раз извинилась и поспешила к выходу.
Коля нагнал её на улице. Вера успела замёрзнуть, пока ждала.
– Отвези домой, мне плохо.
Он посмотрел на неё с плохо скрываемым недовольством и остановил проезжавшее такси.
Её идеальный мир шёл трещинами, и она не понимала, почему так происходит.
После поэтического вечера Николай стал сам не свой. Маятник его эмоционального состояния качался с каждым днём всё сильнее: то галантнее кавалера Ордена Британской империи, то типичный алкаш из неблагополучного района. Он постоянно срывался, кричал, обвинял, что она не следит за чистотой в доме, взывал к её «отсутствующей женской логике» и всякий раз пытался побольнее уколоть. А на следующее